Ему даже не было стыдно за свое малодушие: страх, живущий с ним, казалось, с самого рождения, диктовал одно: замереть, пропасть, скрыться. Откуда у него такой ужас перед чужой физической силой, перед агрессией и беспределом, он не знал. Спросить было не у кого. Своего отца он никогда не видел. Мать уверяла, что тот погиб в каком-то военном конфликте, будучи солдатом срочной службы, возможно, подорвался на мине. Но правда это или успокоительная выдумка, понять ребенку было невозможно.
Тем временем Белая забинтовывала раненое плечо. Жлоб покрылся испариной, но пялился на нее, неприятно ухмыляясь.
– Все, отдайте нам ребенка, – нетерпеливо потребовала Каланча.
– Так, не торопимся. Сели. Сели, я сказал, – высокий направил на них ружье. – Значит, так. Нам здесь оставаться не с руки, еще есть срочное дело. Мальца вашего мы пока забираем с собой. Вернемся завтра к вечеру. Заедем на минутку. Ваш городок нам смотреть некогда, поэтому ты, патлатый, почистишь его за нас, сложишь добро возле двери, лекарства у нас медсестричка соберет и тоже туда же положит, прямо возле двери, поняла, зеленоглазая? И еще нам нужно несколько тачек, точнее, три. Та, что возле входа стоит, и еще две. Внедорожники на хорошем ходу! Понял? Тогда отдадим мелкого. Не будет, что наказал, найдете его труп. Все ясно?
В комнате повисла пауза. Трое не могли пошевелиться, не в силах поверить в происходящее – все было как в плохом кино.
– Ясно, я сказал?
– Возьмите меня в заложники, отпустите ребенка! – Каланча храбро подошла к нему вплотную.
– Геройствуешь? Похвально! Но на хер ты нам сдалась такая дылда, сбежишь еще. А этого запрем, пригрозим – будет сидеть смирно, никуда не денется.
– Он не сможет смирно, он болен! У него психиатрическое заболевание. Он начнет качаться и кричать.
– Ой, напугала, – захохотал высокий. – Так привяжем да кляп всунем, делов-то! Так, я все сказал, уходим, торопиться надо, – кивнул он своим.
Трое бандитов развернулись и вышли, оставив после себя запах перегара, мокрого брезента и немытого тела. Трое оставшихся в беспомощном параличе слышали, как хлопнула дверь комнаты, в которой заперли Психа, потом входная дверь, и наступила тишина.
– Что нам делать? – завопила Каланча. – Что он сказал? Что надо сделать? Почистить – это что? Лекарства… Собирай лекарства! – приказала она Белой.
– Я ничего не буду делать для этих ублюдков! Ни город чистить, ни машины подгонять. Не нанимался я, етить, эту сволоту обслуживать!
– Что ты говоришь? Что? Они тогда убьют Психа, ты понимаешь?
– Ну и пусть убивают, от него все равно толку никакого, качается да бормочет. Орет еще, если его спички взять.
– Спокойно, не говори глупости, – посуровела Белая. – У нас есть почти сутки, нам нужно успокоиться, собраться всем вместе и подумать. Я позову Гика, и мы поедем на квартиру, здесь вообще небезопасно.
Хулиган, остававшийся в квартире с детьми, слушая рассказ об этом происшествии, орал как бешеный, потрясая ружьем, и бегая из кухни в гостиную:
– Ну почему я не поехал с вами? Какого черта я охранял тут детей, они и сами бы нормально посидели. Да я бы всадил этим уродам, мало бы не показалось!
– Угомонись, – ворчала Белая, – их было трое. Куда ты один против троих?
– Так и нас трое, мужиков-то! Нас тоже трое!
– Ну да, только головорезы из вас никакие, а у этих вообще ни совести, ни сомнений – ребенка забрать! – Каланча не находила себе места, металась по комнате, когда-то служившей гостиной родителям Белой. Добротная «стенка» цвета шоколада, бессмысленная громада телевизора, помпезный рыжий кожаный диван, обои с тисненым золотистым рисунком причудливых лилий. Дети испуганно жались на диване, Корявая неловкими пальцами теребила свое серое в розовую полоску платье.
– Я уже сказал: я не буду подчиняться приказам этих ублюдков! И даже, етить, не смотрите на меня так! – Отродье сердито зыркал глазами на девушек.
Гик тихо стоял возле окна, смотрел вниз, на город, и надеялся, что ему никогда не придется увидеть этих мужиков. От одного звука их голосов у него внутри все каменело и хотелось только одного: так спрятаться, чтобы не нашли. Можно даже чуть-чуть остановить в себе жизнь, замереть, затаить дыхание, лишь бы не чувствовать унижения, страха и бессилия.
– Я тут квартиру на четвертом этаже нашел, незапертую. Я, наверное, в ней поживу, у них дверь железная, крепкая.
И только увидев, как они смотрят на него, понял, что произнес это вслух.
– Да ладно, я тоже думаю, как спасти мальчишку, чего таращитесь?
– Предлагаю хорошо организованное нападение. В тот момент, когда они привезут Психа, мы… – Хулиган кипятился, размахивал руками, едва не задевая подвески чудовищно безвкусной люстры с цветным стеклярусом.
– Я с этими ублюдками биться принципиально не буду, сказал же. И этот ханурик, видишь, тоже стремается, – Отродье кивнул на смущенного Гика. – А один ты ничего не сделаешь, пришлепнут они тебя, даже пискнуть не успеешь.
– Отродье, миленький, ну что ты! У нас нет другого выхода. Давайте «почистим» город, ну и машины ты сможешь найти и починить, тебе же нетрудно. Ведь это выполнимая задача. Выполнимая! Ужасно, если бы они заставили нас делать то, что мы вообще не умеем.
– Да откуда мы знаем, что они нас не обманут, что отдадут мальчишку? А могут вообще запросить чего-нибудь еще: Белую им отдать, например, чтобы она их от ран лечила! Нельзя выполнять требования ублюдков и шантажистов! – кипятился Отродье.
– Вот когда запросят, тогда и будем сражаться, у Хулигана ружье есть! Черт!.. Делать-то что? Трудно даже представить, как он там напуган. Он же вообще любых изменений боится. Где они его могли запереть?
– Он умрет? – Корявая не выдержала и снова начала плакать. – Наш Псих умрет?
– Не говори так, девочка, мы придумаем что-нибудь, обязательно придумаем. – Белая присела на корточки, вытерла ее слезы, взяла в свои ладони покалеченные ручки девчушки. Каланча посмотрела на подругу с благодарностью: она уже не могла слышать это бесконечное девичье причитание «он умрет?» и утешать, утешать…
Тут они услышали выстрел. Звук эхом прокатился по пустому городу, потом еще один, автоматная очередь. Все вскочили.
Гик показывал куда-то вдаль:
– Смотрите, это где-то возле «Хозтоваров» стреляют, мужики бегут в камуфляже. Это те?
– Черт, я не вижу…
– Бинокль! Вот бинокль! – Белая навела окуляры. – Да, это они! Отстреливаются.
– Псих с ними? Он там? – Каланча тоже всматривалась в даль, но было плохо видно. – Нам надо туда! Надеюсь, поубивают друг друга, гады!
– Так… сели в машину, едут на окружную. Не видела, сколько их там, нашего мальчика с ними тоже не видно. Куда они его дели?
Когда они отвернулись от окна, Каланча уже открывала замок, натянув свое длинное черное пальто и ботинки.
