– Найду я ей красавца… Не сомневайтесь… – тихо, с угрозой произнес Глеб, подхватил стакан и сделал пять торопливых глотков. – Дрянь!
Но в ответ не качнулась занавеска, не повеяло прохладой, не затрещало в печи, не кольнуло в боку… На небе и на земле знали, это пустая угроза: выбора нет.
Плюхнувшись на стул, Глеб вытянул ноги, взъерошил волосы и посмотрел на бабу Лизу с мучительной тоской. Она стояла около двери, сцепив руки перед собой – старая и… удивительно красивая. Красота старости. Бывает ли такое и как разобрать это определение на составляющие? И надо ли? Наклон головы, мудрые глаза, опрятный байковый халат… Нет. Эта тайна за семью печатями. Глеб усмехнулся и, надеясь получить в ответ крепкое словцо, мечтательно произнес:
– Еще самогонки, что ли, выпить?
– Обойдешься, мне тебя хоронить не на что, – не задержалась с ответом Елизавета Ильинична.
Поправив на шее теплый платок, поджав губы, она подошла к печке, легко подхватила чайник, эмалированную миску с пирогами и выставила завтрак перед Глебом. Только сейчас он уловил настойчивый аромат свежей выпечки и жареного лука, в животе заныло, заурчало, заволновалось.
– С мясом?
– С капустой.
– Ну тоже дело.
«Бабка Лиза, бабка Лиза… – мысленно пропел Глеб, залил кипятком щедрую ложку черных скрученных чайных листьев и замер, давая возможность шуму в голове успокоиться. В висках постукивали молоточки, но горячий чай должен был исправить ситуацию в лучшую сторону. До чего же гадкая штука – похмелье, стереть бы его и начать день заново. – Ага… Отрастить крылышки, превратиться в дурацкую слюнявую розовую фею и полететь заре навстречу. Замуж хочешь, деточка? А я как раз прилетела принца тебе отыскать. Голубоглазого блондина. Или тебе брюнета подавай? Тьфу! Чтоб вам…» Если бы не разбитое состояние, он бы… Нет, ничего бы он не сделал. За все приходится расплачиваться – впрочем, как обычно.
– Бороду подстриги, на лешего похож, – проворчала Елизавета Ильинична, усаживаясь напротив. – Встретила б тебя в лесу, три раза перекрестилась. – Взяв печенье, она положила его на маленькое блюдце и тоже заварила чай. На лице застыло осуждение, подчеркнутое глубокими морщинами, но в глазах лучилось тепло, и Глеб сдержал улыбку, в который раз вспомнив характеристику от Степы: «почти ангел». – Тебя каким ветром к нам принесло? Все шуточками отделываешься, а сам небось прячешься от кого? Хотя дело твое. Живи, коли платишь. Но бороду подстриги, нечего кур пугать.
– Осмелюсь предположить, Елизавета Ильинична, вас в молодости бросил лихой разбойник с густой бородой… – насмешливо начал Глеб, но остановился, сообразив, что сейчас в него плеснут не чем-нибудь прохладительным, а крутым кипяточком. – Уговорили. Подстригу немного, уж так и быть, вдруг и правда куры нестись перестанут, чего ж мы жрать тогда станем.
Пироги Глеба порадовали, и, если бы не острое похмелье, он съел бы раза в три больше, да еще добавки попросил. Черные мутноватые мушки перестали скакать перед глазами, комната не раскачивалась, но в груди застряла противная муть, которую хотелось выплюнуть и забыть. Глеб почесал затылок, допил чай и прокомментировал свое будущее занятие одним емким словом: «тошниловка». Теперь он должен бегать за рыжей малявкой и устраивать ее личную жизнь. «Нет… нет… нет!» – стучало в висках, и от злости сводило челюсть. Есть ли большее унижение, чем быть Амуром? Ладно бы он походил на пухлого розовощекого лучника или, на худой конец, на рафинированного юнца, читающего любовные романы на ночь, пишущего стихи и повязывающего по утрам бант на шее… Но он не такой!
И главное – за его позорищем будут наблюдать… «Не-е-ет, не получится это у вас, братцы. Не доставлю я вам продолжительного удовольствия. Выдам замуж за первого встречного, а дальше: «жили они долго и счастливо и умерли в один день». Любой сказочник-бумагомаратель позавидует!»
– Как в деревне обстоят дела с холостыми пастухами и конюхами? – Глеб прищурился, гадая, напряглась Небесная канцелярия или нет?
– Кого ж пасти, коли в деревне четыре коровы, семь коз и три козла, если считать вместе с пьянчугой Лешкой, прости господи.
– А вообще парни есть?
– Есть, а тебе что за дело? Такие, как ты, обычно до юбок охочи, женщинами интересуются. – Елизавета Ильинична оглядела Глеба с головы до ног, взяла еще печенье и продолжила чаепитие с важностью царицы. – Кобель, за версту видно.
– Вот спасибо, вот приголубили…
– А разве ж не так? Мне, соколик, долго на человека смотреть не надо, чтобы определить, куда его кривая дорожка ведет. Всяко повидала на своем веку.
– Господи, спасибо. – Глеб улыбнулся так широко, что стрельнуло в ухе, и хлопнул руками по коленкам: – Послал мне опытную женщину, до чего ж хорошо-то, а!
– Шут гороховый.
– Елизавета Ильинична, а откройте грешному страннику страшную тайну: что у вас здесь происходит, на кой хрен стоят два одинаковых дома по краям деревни? И какой умалишенный архитектор их ваял?
– Тоже мне, тайна, – фыркнула Елизавета Ильинична. – Дюков и Кравчики живут.
От простоты ответа Глеб испытал минутное разочарование. Где загадка, элементарная легенда, обросшая миллионом вымышленных подробностей, где хотя бы волнение и дрогнувший голос? Да, бесполезно ждать подобного от Елизаветы Ильиничны, но хоть какая-то заковырка должна быть? Глеб шумно втянул воздух в легкие, так же шумно выдохнул и прищурился. Расплескал он вечером чудодейственные силы, подкосил чуток алкоголь… Теперь нужно ждать: все вернется, но на это понадобится время, да ему и не к спеху. «Пить – здоровью вредить!» – весело подумал Глеб, вспомнив плакат из далекого детства.
– Про Дюкова знаю, наслышан. А что за Кравчики?
– Графья польские или князья – не помню. Живут, носа не кажут. Хозяин дома помер давно, царствие ему небесное, а хозяйку наши старухи ведьмой прозвали, не стареет она. Да только таких ведьм в телевизоре полно, нынче это дело нехитрое.
– С одной стороны Дюков людоедствует, с другой Кравчики ведьмуют. Да вам не позавидуешь!
– А нам-то что? Мы их видим раз в год, не более.
– Но дома почему одинаковые?
– А ты пойди у них и спроси. Я откуда знаю? У богатых свои причуды.
Елизавета Ильинична поднялась и стала убирать со стола посуду, давая понять, что разговор окончен. К превеликому сожалению Глеба, бабка Лиза не являлась деревенской сплетницей-болтушкой, и предстояло задать еще множество вопросов, чтобы докопаться до истины. Глянув на оставшиеся пирожки, Глеб качнулся на стуле и цепко посмотрел на Елизавету Ильиничну. Ох, и недоговаривает она чего-то…
– А большое семейство у Кравчиков?
– Кому большое, а кому малое. Хозяйка да дети ее. Трое. Взрослые уже. Дочка вроде замужем.
– Дочь и два сына?
– Да. Хозяйку гордыня от рождения мучает – тяжкий грех. Она после замужества даже фамилию свою оставила и детям ее дала. Как только муж согласился! Хотя если они и вправду графья или князья, то все у них должно быть не просто так.
