– Я предлагаю позавтракать, – ответил он, торопливо придвигая тарелку к себе. – Конечно, все бессовестно остыло, но сейчас я готов съесть даже позавчерашнюю запеканку. Сразу пять порций! Стыдно ли мне? – Василий Петрович на миг замер. – Нет. Я рад и счастлив. И скажу больше: я заслужил эту радость и это счастье!
– Но вы…
– Бросил тебя на растерзание львам? Прикинулся заботливым дядюшкой? Да. И что? Мы можем посмотреть на ситуацию иначе. Благодаря мне ты теперь знаешь, что на свете есть не только добро, но и зло.
– Поверьте, я догадывалась об этом и раньше.
– Жаль. – Василий Петрович нахмурился и недовольно дернул плечом. – Не порть мне настроение!
– Вы расстраиваетесь оттого, что не успели первым познакомить меня с темными сторонами жизни и болью? – Леся сдержала улыбку, покачала головой и тихо вздохнула. Невозможно предъявить претензии тому, кто сознательно, с удовольствием добавляет в чистую воду черную краску, а потом берет самую толстую кисть и рисует, рисует, рисует… Акварель испачкана, каждая краска потеряла свой истинный цвет, но художник счастлив. – Вы специально пригласили меня поближе ко дню рождения Зофии Дмитриевны. Съезжаются родственники, друзья…
– И сыновья! – Глаза Василия Петровича сверкнули недобрым огнем. – Ладно уж, я выполню обещанное и вытащу прошлое на свет. – Он хохотнул. – Признаюсь честно, мне будет интересно посмотреть на твое выражение лица: когда ты становишься избранницей или избранником судьбы, это всегда приятно.
– Смотря для чего тебя выбрали.
– Ерунда, – Василий Петрович отмахнулся от уточнения и быстро добавил: – Ты еще не родилась, а я уже тебя ждал.
– Зофия Дмитриевна – ваш… враг?
– Именно так! Отличное определение. Прекрасное! Я бы даже сказал, самое любимое.
– Зачем вы построили такой же дом, как и у нее?
– Мой дом – великая насмешка над ее домом. Зофия всегда мечтала об исключительности, а я украл ее мечту и поместил в кривое зеркало. Пусть смотрит и кипит от злости. Не зря же она такая тощая, будто тифом переболела. Она же тощая?
– Зофия Дмитриевна стройная и хорошо выглядит. Вы давно ее видели?
– Сейчас мне кажется, я не видел ее никогда! – Василий Петрович искренне засмеялся, затем смял льняную салфетку и посмотрел на Лесю. – Очень давно она сильно испортила мою жизнь, а я не из тех простаков, которые прощают подобное. Надо сказать, удар был весьма болезненным, я забыл покой и сон и даже начал терять зрение. Нет, Зофия соврала, моей тетке не приснился пророческий сон, все было намного реальнее. – Василий Петрович вновь пригладил эспаньолку и продолжил более спокойно, но настойчивый румянец на щеках выдавал внутреннее волнение. – Много лет назад в Утятине жила хромоногая Катерина, вся деревня бегала к ней лечиться. И бабы на сносях тоже заглядывали. Ни разу старуха не ошиблась, всегда правильно говорила: парень родится или девка. И от пожара дом соседки уберегла, и ребенка, потерявшегося в пургу, нашла, указала, где он укрылся, да много чего было. И все через знание свое! Видать, за сильную хромоту ей дар и достался, нога-то левая отекала сильно, а правая походила на коромысло. – Василий Петрович начертил в воздухе дугу и задержал взгляд на невидимом рисунке, будто решал, хорошо получилось или нет. – Жизнь так и устроена. Ясно? Где прибавит, а где убавит, только успевай плюсы и минусы в копилку складывать! Вот Катерина и сказала моей тетке, что пройдут годы и судьба все расставит по своим местам: появится в нашем роду рыжая девчонка, которая ударит Зофию Кравчик по самому больному… – Улыбнувшись, Василий Петрович одновременно ласково и хищно спросил: – А ты почему не кушаешь? Аппетита нет?
Суть пророчества Леся уже знала, поэтому ее больше интересовало начало истории, а не конец. Даже не стоит гадать, что сказала бы тетя Саша, если бы узнала, зачем Дюков прислал приглашение… Наставительный тон, список слов благодарности, клетчатый шерстяной шарф в блестящей подарочной упаковке исчезли бы без следа. А на собрании родственников наверняка бы постановили больше никогда не общаться с безумным Дюковым. Или нет. Тетя Саша никому бы ничего не сказала, скандал – дело нервное и хлопотное.
Медленно поднявшись из-за стола, убрав прядь от лица, Леся смело встретила взгляд Василия Петровича и спросила:
– Что сделала вам Зофия Дмитриевна? Почему вы ей мстите?
– А вот это тебя совершенно не касается. – Он тоже встал, только у него это вышло суетливо (стул громыхнул и покачнулся).
– Почему вы думаете, что я поверю словам старой женщины, которую никогда не видела? Да, я ваша родственница, и да, я рыжая, но в каждой семье наверняка найдется кто-то с таким цветом волос. Я не собираюсь становиться орудием вашей мести, тем более что неизвестно, кто прав, а кто виноват.
– Ха! У тебя нет выбора! – Широко улыбнувшись, Василий Петрович затянул пояс халата потуже и едко добавил: – Ваши дороги пересеклись, в его сердце уже застряла наиглупейшая стрела Амура, а твоя душа – я вижу, вижу – ни капельки не трепещет!
– Вы не боитесь, что после случившегося я уеду? Например, сегодня.
– А у Кирилла нет номера твоего телефона? – Василий Петрович хитро прищурился. – Но я тебя никуда и не отпущу, я слишком долго ждал этого дня, и разве вам не нужно встретиться, поговорить? Будьте счастливы, дети мои, будьте счастливы. – Дюков развел руками, будто собирался обнять обоих, и усмехнулся. Его волосы находились в беспорядке, высокий лоб блестел, брови-домики выражали явное удовольствие.
– Вы не скажете, за что ненавидите Зофию Дмитриевну?
– Нет.
Развернувшись, Леся покинула столовую. «А я тогда не скажу правду о Кирилле. Он не испытывает ко мне тех чувств, на которые вы, Василий Петрович, так рассчитываете. Вчера он дал мне это понять».
Около двери она переобулась, бросила быстрый взгляд на свое отражение в зеркале и вышла из дома. Туман сделал двор серо-молочным, скрыл и скамейку, и бревна, и неаккуратные кусты, и старую клумбу. Вот так и правда иногда исчезает, хотя она все же есть. «А твоя душа – я вижу, вижу – ни капельки не трепещет!» Но Леся не могла сказать, что ей все равно, спокойствие в некоторые моменты давалось с трудом. «Я не успела его полюбить», – твердила она, как заклинание, и стремительно выныривала из вчерашнего вечера, чтобы вдохнуть чистый воздух, хранивший всевозможные ароматы весны.
Леся не сразу поняла, куда направляется, просто шла, мысленно перебирая слова Дюкова, стараясь понять: верит в пророчество или нет? Но скоро показались уже знакомые деревья, а затем и овраг, покрытый спутанными корнями, камнями, прошлогодними листьями и травой.
«Не уеду, пока не поблагодарю Егора, – решила она. – Не знаю, как он ко мне относится, с учетом обстоятельств, но… Я должна сказать ему спасибо».
Он не просто спас ее, он уже два раза закрыл ее собой.
* * *
– Самогонки не дам.
– А я и не прошу, между прочим.
