Она не заметила, как подошла к краю, и, наверное, еще не повезло с землей под ногами – слишком сухая и сыпучая.
– Стой, ненормальная! – раздался за спиной резкий мужской голос, но предупреждение запоздало. Через секунду камни и деревья уже мелькали с бешеной скоростью, не давая сфокусировать взгляд на чем-то одном. Сильные руки тянули Зофию то вправо, то влево, комья земли скакали по ногам, на зубах хрустел песок, и кто-то другой, незнакомый, принимал на себя все удары, чертыхался и пытался замедлить падение хоть как-нибудь.
А потом все стихло, прожужжала мимо пролетающая муха, где-то вдалеке вспорхнула с ветки птица, настойчивая травинка защекотала ухо. Зофия села и сразу посмотрела на того, кто пытался ее спасти. На земле лежал крепкий парень в клетчатой рубашке и тренировочных штанах, на лбу красовалась приличная ссадина, тонкая струйка крови бежала к виску и заканчивалась небольшой каплей.
– Живой? – спросила Зофия осторожно, несмотря на то что незнакомец в ответ изучающе смотрел на нее, морща крупный нос.
– Ты откуда взялась, такая глупая? – недовольно протянул он, медленно поднялся, отряхнулся и принялся засучивать рукава рубашки. – На речку лучше бы сходила, хотя кто тебя знает, может, ты там утонешь.
Зофия засмеялась, тоже поднялась и с радостью отметила, что ничего не болит. Вид у нее теперь, конечно, не княжеский, но зато все живы и здоровы.
– Не ударился? – поинтересовалась она для поддержания разговора.
– С чего бы это, – фыркнул он.
Их взгляды встретились, и уже через мгновение овраг наполнился счастливым смехом. Освобождаясь от падения, они смеялись долго, до слез, пока не закончились силы и не заболели щеки. Зофия успокоилась первой и, сгорая от любопытства, торопливо спросила:
– Как тебя зовут? Ты же местный?
– Василий Дюков, а живу с этой стороны. – Он махнул рукой на березы. – Ты почему так разговариваешь? Хотя видно, что приезжая. А-а-а, знаю, ты из большущего дома, что на краю, парни про тебя рассказывали.
Русский язык Зофия знала с детства, но, конечно, в ее речи присутствовал акцент, которым она даже гордилась. Акцент всегда придает девушкам особый шарм, каждое слово начинает казаться красивым и загадочным, и отчего-то именно сейчас это показалось особенно важным.
– Василий… – медленно повторила она и добавила: – А я Зофия Кравчик. Я приехала из Варшавы и, похоже, теперь буду жить в Утятине.
* * *
Кирилл предпочел бы не обсуждать с матерью вчерашний вечер, но разговора избежать не получится. Можно с постоянной насмешкой относиться к теням прошлого, однако когда они постучат в дверь, перешагнут порог дома и произнесут «Здравствуйте», спокойно спать уже не получится. Сколько лет тянется эта нелепая история с полуправдой и недосказанностью? Как минимум миллион! В подростковом возрасте еще было интересно, с чего началось, какие ветры в какую сторону подули и чем дело закончится, но потом забылось, покрылось пылью, заросло травой. Да особо и нечему было зарастать: ну не поделили люди что-то, наверняка поругались, а деревенские и рады языки чесать. Мелковато для Кравчиков.
«И все-таки она рыжая».
Леся ничуть не походила на коварную соблазнительницу, уж у него опыт большой (искренность от игры отличить не сложно). И похоже, она не догадывалась, какой неприятный сюрприз ее ждет, зашла в гостиную легко, открыто. Знал ли Дюков, куда направляется его племянница? Если верить тому, что о нем рассказывают, то, скорее всего, да. Уж он-то не мог проигнорировать цвет ее волос. Кирилл свернул в библиотеку и замедлил шаг. Правильно ли он поступил вчера? Вообще ему не свойственны подобные переживания, но… Правильно ли он поступил вчера?
«Конечно, правильно, не жениться же я на ней собирался, – усмехнулся Кирилл и дернул ручку двери на себя. – Рано или поздно все равно бы расстались».
Зофия Дмитриевна сидела в своем любимом кресле и пила кофе из белоснежной фарфоровой чашки. Длинная черная юбка, темно-серая кофта с глухим воротником, отсутствие украшений частично выдавали ее настроение. Кирилл не стал садиться, прислонился к шкафу и соврал, не задумываясь:
– Извини, не сразу пришел, заболтался с Евой.
– Не хочу пускаться в долгие обсуждения. Полагаю, ты и сам все понимаешь, и надеюсь, в твоей душе нет огорчения. Не планировал же ты связывать свою жизнь с художницей из леса?
– Не планировал. – Кирилл покачал головой, пытаясь для себя сформулировать те чувства, которые испытывал к Олесе. Положа руку на сердце, он хотел, чтобы она была рядом с ним как можно дольше. И даже нравилось чуть-чуть обманывать себя, виляя то в одну сторону, то в другую, и при этом ожидать ее звонка. Но она не звонила. «Наверное, лесные феи не умеют пользоваться мобильным телефоном». Кирилл посмотрел на полки, потолок, люстру и вернул взгляд на мать. – Давай перейдем к делу, я не маленький шаловливый мальчик, лишних слов не нужно. Или ты позвала меня…
– Я хотела поговорить о Егоре, – перебила Зофия Дмитриевна. Отправив чашку на круглый столик, она поднялась и медленно поплыла к окну, оставляя после себя тонкий аромат французских духов и весьма ощутимую волну беспокойства. – Он предоставлен сам себе, и я никогда не знаю, какие планы крутятся в его голове. Егор не балует меня откровенностью… – Зофия Дмитриевна остановилась и развернулась. В лучах утреннего солнца она показалась Кириллу еще моложе и худее.
– Ты о его вчерашнем поступке?
– Да.
– Егор просто сделал попытку поддержать Олесю.
– А почему ты не поддержал ее? – Она коротко улыбнулась, зная ответ.
– Потому что я – Кравчик. – Кирилл тоже улыбнулся, чувствуя, как спадает напряжение разговора и возвращается привычная атмосфера. Он сказал все, что требовалось, и теперь лишних слов не будет. – В данном случае не надо обращать внимания на Егора: ему стало жаль Олесю, не более того.
– Несмотря на твой оптимизм, я попросила бы тебя приглядеть за ним. – Зофия Дмитриевна подняла руку, желая привычно коснуться бус или кулона, но вспомнила, что сегодня украшений на ней нет. Рука опустилась вниз, пальцы сжались в кулак.
– Без проблем, но ты зря волнуешься.
– Ты… планируешь с ней еще встречаться? – Зофия Дмитриевна все же задала этот вопрос.
– Нет, – автоматически ответил Кирилл и только через несколько секунд понял, что соврал, вернее – проигнорировал ту недосказанность, которая не отпускала с вечера. Он позволил себе поплыть по течению: не думать, не вспоминать, не принимать решений, не звонить, не писать. И он позволил себе сожалеть о фразах, сказанных вчера. Если бы покороче, попроще… Зачем? Пока не стоит искать ответ на этот вопрос, невесомость вполне устраивает.
– Хорошо. – Кивнув, Зофия Дмитриевна добавила: – И обещай, если Егора потянет не в ту сторону, если он надумает совершить какую-нибудь глупость, ты скажешь мне.
– Обещаю, мама. – Улыбнувшись, он развел руками, мол, поверь, не будет никаких проблем, и вышел из библиотеки.
