Горячая волна родилась где-то в животе, метнулась в голову раскаленной лавой. Терик услышал чей-то крик, не сразу понял, что кричит сам. Он ощутил бешенство, мышцы вздулись.
Терик метнулся вперед столь быстро, что первый зверь промахнулся. Тот же, что был занят Луцием, не ожидал нападения. Успел обернуться, подставить окрашенную кровью морду под удар секиры. С жалобным хрустом треснул череп.
Не останавливаясь, Терик выдернул оружие и развернулся, готовясь отразить атаку. Прыжок твари все же сбил его на землю, но оружие Терик в руках удержал. Чувствуя, как когти впиваются в тело, он ударил, почти без замаха, целясь в горло. Противная, горько-соленая жидкость хлынула в лицо, заливая глаза. Терик ощутил, что в голове все кружится, а самого его качает, словно в море. Потом стало темно.
Очнулся он от боли. Болело все. Стонала шея, жаловались на жизнь плечи, беспокоил правый бок. Открыв глаза, Терик долго не мог понять, отчего вокруг темно. На лице ощущалась засохшая корка.
Вспомнив, что это кровь убитого зверя, Терик догадался, что за тяжесть на ногах мешает двигаться. С трудом сел, отодвинул тяжелую тушу, очистил лицо. Видно лучше не стало, вокруг царила тьма глубокой ночи. Пахло кровью.
Секиру удалось нащупать быстро. С остальным возникли трудности. В голове шумело, руки и ноги казались слепленными из снега. Полный мрак не облегчал поиски.
Луция он нашел, почти наступив на него. Благословенная тьма скрывала все, но Терик понял – побратим мертв. Живые не могут погасить горящий внутри своего тела огонь. В тот миг, когда Терик это осознал, ноги подвели его. Вот и все – обрел брата и тут же потерял. Слезы теснились в горле – шершавые, незнакомые. Сыну конунга не приходилось терять близких. Мать умерла давно, он ее почти не помнил. Все случилось в первый раз. Был друг, и нет его. А то, что он из чужого Племени, из Полурослых, ничего не меняет. Ничего!
Мгла кружила вокруг, и внутри была мгла. Терик ощутил, как она наполняет душу, делает голову пустой и тяжелой. Так и сидел, в оцепенении, до самого рассвета. Ближе к утру тьма неохотно зашевелилась, превращаясь в полумрак, отступая в укромные уголки. И тогда Терик встал.
Погребальный костер разгорелся быстро. Секира, которой Терик никогда ранее не отважился бы рубить деревья, пригодилась как раз. Посмотрел йотун, как огонь пожирает тело побратима, и пошел дальше. Когда солнце выставило оранжевый глаз над деревьями, норовя осветить каждый уголок огромного леса, он уже шагал, почти не глядя по сторонам. Храм Судьбы ждать не станет.
Охотник
После гибели Ратана все стало на удивление просто. Топи, непролазные чащи, что встречались ранее на каждом шагу, исчезли совсем. Чудовища, большие и маленькие, куда-то пропали, зато жирные, медленно летающие птицы, словно нарочно подставляли отороченные алыми перьями бока под стрелы.
Тропки, прямые и гладкие, как дороги в стольном граде, где Хорт был один раз, вели прямо на юг. Но он не радовался удаче. Сил почти не осталось, и передвигался охотник на одном упрямстве. Внутри было пусто, словно по чувствам, надеждам и желаниям промчался лесной пожар, оставив безжизненное пепелище.
Лес закончился сразу, высоким обрывом. Хорт почти не удивился. Стоял и тупо смотрел на голубую шкуру озера, лежащую внизу. В ней отражалось испещренное белыми цветами облаков небо, и портил чистоту глади небольшой зеленый остров. Он походил на странный древесный нарост.
Ноги почему-то понесли Хорта влево. Доверившись строптивым конечностям, он не прогадал. Спустя полверсты обнаружилось место, вполне пригодное для спуска. Песок норовил ухватиться за ноги, натечь в сапоги.
Когда песчаный склон закончился, Хорт ощутил аромат, идущий от озера. Странный, сильный и утонченный, он манил и одновременно вызывал беспокойство. Так мог бы пахнуть осенний ландыш.
Препятствие осталось одно – Хорт не умел плавать. В лесу оно без надобности. В том, что ему нужно именно туда, на остров, охотник не сомневался, хотя никаких строений не было видно среди зелени.
Выход нашелся сам, в виде толстого древесного ствола, срубленного в ближайшей роще. Хорт слегка обтесал его, проверил, хорошо ли закреплена поклажа, и вошел в воду.
Плыть оказалось гораздо тяжелее, чем он думал. Сначала Хорт бестолково шевелил ногами, затем вспомнил, как дрыгает лапками лягушка, и дело потихоньку пошло на лад. Берег начал удаляться, а остров – расти.
Дыхание вскоре сбилось, Хорт с ужасом ощутил приближение приступа. Попробовал плыть быстрее, но ноги слушались плохо. Одежда и обувь намокли, тянули на дно. Сжав зубы, охотник напрягся, рванул вперед, и тут же что-то ударило ему в колено. С мокрыми всхлипами, преодолевая судорогу, крушащую грудь, выполз Хорт на берег на четвереньках, словно дикий зверь.
Встать удалось не сразу. Помогло дерево, что подвернулось под руку. Ощутив ладонью шершавую, знакомую поверхность, Хорт слегка воспрял. Дыхание восстановилось, и он даже сумел раздеться и выжать одежду. Вода сбегала на землю журчащими струйками, теряясь среди густой травы. Стоять на ней оказалось столь приятно, что Хорт не стал обуваться. Оделся и перекинул сапоги через плечо.
Почти сразу учуял дым. К нему вскоре присоединился другой аромат, заставивший живот взвыть голодным волком, бросаясь на ребра. Рядом кто-то жарил рыбу.
Рука потянулась было к мечу, но воевать не хотелось, и охотник просто двинулся вперед, бесшумно ступая. Его не услышал бы и самый чуткий зверь. Запахи усиливались, затем сквозь заросли стало видно и пламя. Охотник осторожно присел, выглянул из-за кустов.
Около весело брызжущего красными искрами костра расположились четверо. Огонь рычал, пытаясь подобраться к нанизанным на палки рыбинам, но их всякий раз уберегал от обугливания странный тип в лохмотьях. Волосы его отливали зеленью, словно поросли мхом, и кожа под густой шевелюрой тоже казалась зеленоватой.
Второго отличал гладкий, словно камень, череп, без малейшего признака волос. Очень темная кожа производила впечатление не меньшее, чем зеленая шевелюра его соседа. «Над костром его коптили, что ли», – подумал Хорт, и тут же под ногой хрустнула ветка.
Миг, и все четверо оказались на ногах. Прятаться более не имело смысла, и Хорт встал в полный рост. В зеленых глазах островитянина не отразилось ничего, сосед его – Гологоловый, ошеломленно моргнул. Глаза у него оказались под стать коже – угольно-черные, пронзительные.
Других двоих Хорт рассмотрел только сейчас. У того, что стоял крайним справа, глаза горели пурпуром, черные жесткие волосы и одежда выдавали жителя степи. Этот смотрел с крайним изумлением, причем не на Хорта, а куда-то ему за спину. Рядом с Красноглазым, возвышаясь над соседями почти на голову, стоял самый настоящий Остроухий. Голубые глаза смотрели спокойно, короткий клинок свободно свисал с ладони. Красиво спадающие золотые волосы не скрывали острых мохнатых ушей.
Хорт сглотнул. Только что он осознал, что грязен, оборван, да еще и голоден. В голове зашумело, перед глазами помутилось, и охотнику показалось, что напротив стоят животные. Вместо красавца-Остроухого скалил зубы здоровенный охотничий пес, зеленые глаза перекочевали на узкую змеиную морду. Гологоловый превратился в острокрылую ласточку, степняк – в сойку. Видение длилось очень немного и быстро пропало.
