Книга Смерть со школьной скамьи, страница 30. Автор книги Геннадий Сорокин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Смерть со школьной скамьи»

Cтраница 30

Зайдя в вестибюль, сопровождающие меня лица разделились: Иванов пошел на второй этаж, молдаванин проводил меня в комнату с цитатой, велел подождать и исчез. На смену ему пришел мужчина, одетый в серый костюм с однотонным галстуком. Он записал мои показания относительно Солодова и ушел, велев немного подождать.

Ждать пришлось минут десять. Новый чекист был невыразительной внешности. Он расспрашивал меня исключительно о жизни в райотделе. Никаких пометок по ходу беседы он не делал, из чего я сделал вывод, что комната прослушивается, а все разговоры в ней записываются на магнитофон.

— Ничего предосудительного о своих коллегах сказать не могу. У нас сплоченный коллектив единомышленников, беззаветно преданных делу партии и советского правительства. Руководство РОВД процентоманией не страдает. Замполит райотдела — очень душевный человек, к каждому сотруднику найдет свой ключик. О Вьюгине ничего сказать не могу, не мой уровень общения… Ах да, комнату в общежитии я получил по его протекции… Жена Вьюгина? Это та женщина, что была с ним на похоронах? Я видел ее в первый раз… О чем говорят сотрудники между собой? Например, все обсуждают, куда делся наш министр внутренних дел Щелоков. Столько лет он был примером для подражания — и вот слетел со всех постов и обвинен то ли в контрабанде, то ли в коррупции. Вы не в курсе, где сейчас Щелоков? Тоже не знаете? Жаль. О чем еще у нас говорят? О женщинах, о раскрываемости преступлений, о дежурствах, о видах на урожай на мичуринских участках, о дефиците мяса и сгущенки, о футболе и хоккее.

— У вас хорошо поставлена речь, — резюмировал итоги нашей беседы чекист. — Чувствуется эрудиция и профессиональная грамотность. Но вам как комсомольцу и перспективному работнику не стоит закрывать глаза на вопиющие нарушения соцзаконности и дисциплины. Что, у вас в отделе не процветают пьянство и кумовство? Ваш коллега, инспектор Андреев, пьет как запойный алкоголик. Это что, новость для вас? А Матвеев, который «забыл» о задержанном Селивановском? А садистские игры в «электрика»? Это ведь ваши коллеги, Андрей Николаевич, ради признательных показаний применяют к задержанным преступникам незаконные методы физического воздействия. А секретарь вашей комсомольской организации, который лично вам, товарищ Лаптев, не мог дать достойный отпор в диспуте о запрещенных в СССР исполнителях? Что это за комсомольский деятель, если теряется, услышав слово «ретроград»?

В первое мгновение я был ошеломлен. Чекист оказался осведомлен о жизни в РОВД не хуже, чем я. Потом, пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что ничего особенно тайного он мне не сообщил. Все факты, изложенные им, как говорится, лежали на поверхности. Хотя откуда он знал о моем диспуте с комсомольским вожаком, я объяснить не могу.

— Слушать «Бони М», — сказал он мне напоследок, — не самый большой грех для комсомольца. Утверждать, что, кроме «Бони М», в СССР слушать больше нечего, — вот это недопустимо.

Следующий сотрудник КГБ говорил со мной о хлебозаводе.

— Я мало общаюсь с работниками хлебокомбината. О чем они говорят между собой? Мужики, понятное дело, о выпивке, о женщинах, об алиментах, о начальстве, о том, где перехватить денег до получки. О чем говорят женщины, я не знаю. Я с ними не общаюсь… Моя невеста?! Ну и что, что она работает на заводе. Она мещанка. У нее все разговоры о тряпках да о еде.

Воспользовавшись паузой, я спросил:

— Время уже девятый час. Скажите, я нахожусь здесь в каком статусе?

Чекист с невозмутимым лицом ответил:

— Мы пригласили вас на беседу. Сейчас я закончу с вами, и подойдет ответственный товарищ, который проводит вас на выход. А что это вы вдруг обеспокоились своим процессуальным положением?

— Я с самого утра ничего не ел и не пил. Мне, честно говоря, охота в туалет. Мне можно закурить?

— Потерпите немного. Давайте поговорим об общежитии.

— Что именно вас интересует, кто с кем спит? — не удержавшись от резкости, выпалил я.

Контрразведчик усмехнулся.

— Что же, давайте поговорим на эту тему. Вы, Андрей Николаевич, с кем из женщин общежития состоите в интимных отношениях? Совсем недавно Комарова Галина к вам в комнату в непотребном виде заходила.

— Это была шутка.

— Ваш знакомый Солодов пытался нам антисоветские стишки как шутку преподнести. Так мы поговорим о деле или будем колкостями обмениваться?

— В последнее время в нашем общежитии обсуждают постоянные перебои с горячим водоснабжением, исчезнувших из продажи кур, выбитое стекло в туалете, венерические болезни и романтическую любовь. Разговоры антисоветской направленности не ведутся.

В половине одиннадцатого я остался один. Судя по звукам, здание опустело. В туалет хотелось все больше и больше. Набравшись храбрости, я вышел в вестибюль.

— Далеко собрался? — панибратски спросил меня прапорщик.

— Мне надо в туалет.

— Потерпи немного. Скоро за тобой придут.

— Я не могу терпеть.

— А я ничем не могу тебе помочь. Все туалеты в здании служебные. Здесь, поблизости, туалета нет, а чтобы мне отвести тебя внутрь здания, надо выписать пропуск. Бюро пропусков закрыто, так что потерпи малость.

— Должен же быть у вас туалет для посетителей!

— У нас не бывает посетителей.

— Тогда отведи меня в туалет для задержанных. Задержанные-то у вас есть?

— Ты — не задержанный. Ты — приглашенный на беседу, так что терпи!

Я зарычал, как белка, у которой отобрали любимый орешек, и вернулся на место. Силы терпеть еще были.

Глава 12
В застенках КГБ

Чем занимался разведчик Штирлиц в застенках гестапо, пока папаша Мюллер рыскал по Берлину в поисках радистки Кэт? Штирлиц выкладывал на столе ежика из спичек и размышлял: «Моя позиция в деле Рунге неоспорима». Я фигурки выкладывать не буду. Я и так знаю, что моя позиция в деле Солодова безупречна. Можно, конечно, усмотреть в моих действиях какой-нибудь должностной проступок, но я об этом даже думать не желаю. В застенках надо размышлять на отвлеченные темы.

Например, о Конституции. Прямо передо мной висит плакат с цитатой из Конституции о порядке приема заявлений у граждан. Забавно, но я, имея диплом юриста, Конституцию от начала до конца никогда не читал. На экзаменах из всей Конституции требовалось знать пару-тройку статей. Например, статью шестую: «КПСС является руководящей и направляющей силой советского общества, ядром политической системы СССР». Все остальные статьи в советской Конституции — это набор лозунгов: все плохое запрещается, все хорошее разрешено.

А еще Конституция — это имя жены доцента Моисеенко. Конституция Карловна старше мужа на десять лет. За год общения я никогда не видел на ее лице улыбки. Конституция Моисеенко преподает в Омском университете курс «Марксистско-ленинская этика и эстетика». Студентам ее я не завидую. Конституция Карловна строга без меры, малейшее отклонение от марксистских догм считает преступлением, накрашенные губы у вчерашней школьницы — вызовом обществу.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация