— Как купил однажды тебя? — Лаки посмотрела мне в глаза.
— Да, как купил однажды меня.
— Ты поёшь для меня только потому, что он приказывает тебе? — Лаки смотрела так пристально, словно хотела прочитать ответ в глубине моего сердца.
«Осторожнее, Мир, одно глупое слово — и Дук сожрёт тебя заживо», — шепнула мне Дэмон.
Впрочем, я и сам сейчас это отлично понимал. И не знал, как ответить, чтобы все были довольны. Выбирать приходилось между потерей единственного друга и жестокой расправой. Тогда я протянул руки и попросил:
— Дай мне птичку.
— Зачем? — удивилась Лаки. — Я сама похороню её в саду.
— Дай мне её, пожалуйста. — Мой голос дрогнул.
Девушка осторожно передала мне трупик. Сложив ладони, я спрятал в них маленькое тельце. Давно я уже никого не оживлял. Получится ли теперь? Я закрыл глаза, чтобы остались только я и птица, и потянулся к замершему сердечку своим сердцем. Сосредоточиться мешало дыхание Лаки, касавшееся моей щеки. Птичка была холодной, дыхание — тёплым, — это выводило из себя. Когда я уже решил, что ничего не получится, вдруг почувствовал, как птичка шевельнулась, из мёртвого камушка вновь превратившись в хрупкий комочек из перьев. Я разжал пальцы, и птица вспорхнула, радостно вереща. Я смог!
«Не знала, что ты так можешь», — ахнула Дэмон.
Но я не ответил ей: улыбаясь, я следил за полётом птицы. Она словно наслаждалась вновь обретённой способностью летать.
— Как ты это сделал, Мир? — Лаки смотрела на меня, точно на божество.
— Птичка просто не была мертва, — солгал я ей так же, как когда-то солгал Стелли о бабочке.
— Я умею отличать мёртвых от живых, а магию ото лжи, — сказала Лаки, и от её слов стало холодно.
— Если об этом кто-нибудь узнает…
— Никто не узнает, я умею хранить секреты. И у этих стен нет ушей и глаз. Мать меня кое-чему научила. — Лаки подошла к зеркалу и провела по его поверхности, которая тут же дрогнула, точно состояла из воды. — Вот, например, зеркала — вещь очень ненадёжная, в них можно смотреть с обеих сторон. — (Я похолодел, представив, что сейчас Дук наблюдает за нами.) — Зеркало, которое подарила мне мать, всегда лжёт, — продолжила Лаки. — Если кто-то вздумает следить за мной, то увидит, как я читаю книгу. Отец, скорее всего, знает об этой хитрости или догадывается. А это, — Лаки указала на картину, изображающую лес, — глушит все звуки. Моя мама по-своему очень любит меня. Поэтому в этой комнате мы в полной безопасности. Так как ты оживил птичку?
— Когда я был маленьким, то поймал жука, долго с ним играл, а потом жук умер. И я горько плакал об этом. Плачущим меня увидела соседка, бабушка Эгу, и сказала: «Отдай часть своего сердца, и жук оживёт». Так я и сделал.
— А ты можешь оживить человека?
— Нет, Лаки, иначе бы я оживил своего отца.
— Почему нет? Потому что запрещают боги?
— Не поэтому, Лаки. Когда умирает кто-то близкий и любимый, человек забывает обо всех запретах на свете, чьи бы они ни были. Остаётся только боль, а боль хочет лишь одного — чтобы её уняли. Я бы оживил отца, если бы мог, несмотря ни на что. Но чтобы оживить человека, одного сердца недостаточно.
Лаки задумалась, затем спросила:
— И много ты оживлял букашек и птиц?
— Достаточно, — улыбнулся я.
— И ты не боишься раздавать направо и налево своё сердце?
— Я как-то спросил Эгу — на сколько тварей хватит моего сердца? Она рассмеялась и сказала, что чем чаще раздаёшь своё сердце, тем больше оно становится. Но для оживления человека не хватит даже очень большого сердца.
В наших отношениях с Лаки ничего не изменилось: я пел и играл для неё, она гуляла со мной и читала мне свои любимые книги. Но теперь я знал значение её взглядов и вздохов. Знал, но упорно делал вид, что не замечаю, не столько из-за страха перед Дуком, сколько из-за Стелли. И всё же иногда перед сном, вернувшись из залы, где я играл для Дука, усталый, измученный и напуганный, я вспоминал о Лаки и её любви ко мне, и тогда страхи отступали. Я не мог понять, почему эта необычная девочка влюбилась в урода, но был этому рад.
Глава 13
ТАК ПРОХОДИЛИ ДНИ, недели и месяцы, складываясь в годы.
На четвёртый Праздник Середины Осени, который я встречал в заточении, в Замок Трёх клыков приехали гости. Дук вызвал меня играть для них. Я старался на славу. Не смирившись со своим положением, я всё же научился им пользоваться. Дэмон была права, теперешняя жизнь была гораздо лучше бродячей, никчёмной, полуголодной судьбы, настигшей меня после смерти отца. Мастерство моё росло, в замке меня все любили, у меня появился друг, я был сыт и хорошо одет, — что мне было ещё нужно?
Конечно, я не забыл о Стелли. Я жадно собирал слухи о том, что происходит в Столице, и знал, что найдены все кандидатки на престол, но дата входа их в Лабиринт ещё не назначена. Маги не торопились. Может быть, они дорабатывали своё детище, а может, у них было совершенно другое отношение ко времени или иные планы. Кто знает? Но это меня устраивало, ведь я не потерял надежды обрести свободу и добраться до Стелли.
Гости Дука как раз вернулись из Столицы, и я ловил каждое их слово. Семья, которую принимал мой хозяин, была очень влиятельной, я рассыпал перед ними музыку Дэмон и радовался, что не служу им. Дарики были скупы, хоть и баснословно богаты, а в жестокости им вообще не было равных. Слушая мою музыку, они прямо-таки млели. Дук был страшно доволен.
Когда окончился приём и меня отпустили, я так устал, что не смог подняться по лестнице в свою комнату, поэтому вышел из замка и, дойдя до беседки, сел прямо на пол, положив лютню у своих ног.
— У тебя отличный музыкант. Я не встречал таких даже при дворе королевы, — услышал я голос самого старшего из Дариков.
— Это верно, я заплатил за него немало, но он стоит в сто раз больше.
— Не хочешь продать его мне?
От страха я даже дышать перестал.
— Нет. — Дук рассмеялся. — Мне не нужны деньги, а такой менестрель очень нужен.
Я перевёл дыхание, служить Дарикам мне совсем не хотелось.
— Ну, раз тебе не нужны деньги, может быть, отдашь с приданым твоей дочери?
Моё сердце заледенело от ужаса, но испугался я вовсе не за себя, а за Лаки.
— Приданое мы обговорили, когда моя дочь была ещё ребёнком, с тех пор она расцвела и превратилась в красавицу. Ты должен гордиться, что у тебя будет такая жена. — В голосе Дука звякнул металл.
— Ты прав, прости, просто хотелось попробовать, менестрель того стоит.
Они ушли, а я всё сидел, не в силах двинуться с места. Потом поднялся и побрёл к себе.
«Н-да, не оправдалась наша надежда на ключик», — вздохнула Дэмон.
