Я подступил поближе и внимательно оглядел обнаженное тело. На нем хватало застарелых царапин, но никаких признаков перерождения заметить не удалось.
— Одержимость сущностью из средних слоев запределья? — вслух предположил я и тут же озвучил другую догадку: — Или порождением хтонических глубин?
— Так или иначе, лишь знание имени позволит изгнать тварь и не выжечь при этом душу, — подытожил мою мысль отец Олаф. — А имя знает лишь чернокнижник, которого вам предстоит отыскать!
— Верно, — кивнул я, — но есть способы облегчить страдания одержимого. Надо только знать, кто именно вселился в тело.
— Вот уж не думал, что живодеров Кафедры благочестивых раздумий заботят страдания жертв! — не сдержался экзорцист.
Я не стал его ни в чем переубеждать и обратился к стоявшему у окна епископу:
— Ваше преосвященство, я оставил на входе свой саквояж. Мне понадобятся некоторые инструменты.
— Олаф, распорядись! — приказал епископ, не оборачиваясь. Лишний раз на племянника он старался не смотреть.
Отец-экзорцист покинул помещение, а я пригляделся к одержимому повнимательней. Голову его притянули к кровати широким кожаным ремнем, в рот вставили кляп. Налитые кровью глаза яростно вращались независимо друг от друга, словно ими управляли разные существа.
Это навело меня на мысль проверить эфирное тело несчастного, я убрал с запястья четки и провел в воздухе левой рукой. Предплечье немедленно загорелось укусами призрачных ос.
— Эфирное тело неоднородное, верно? — обратился я за подтверждением к вернувшемуся в комнату Олафу, и тот кивком подтвердил мое наблюдение.
Интересно, очень интересно.
Когда принесли саквояж, я вынул из него шкатулку, на бархатной подложке которой лежала пара песочных часов. Одни наполнял самый обычный песок; в других желтели мелкие-мелкие янтарные бусинки, напитанные эфиром. На пузатые колбы для облегчения вычислений были нанесены риски. В обычной ситуации оба этих изделия кудесников братства святого Луки опустошались за одинаковое время, но магические аномалии изменяли результаты в ту или иную сторону; наблюдателю оставалось лишь правильно трактовать результаты замеров.
Я склонился над одержимым и стиснул худую шею пальцами, паренек задергался и засипел, но почти сразу обмяк, глаза его закатились.
— Это действительно было необходимо? — скрипучим голосом поинтересовался епископ.
— Именно так, ваше преосвященство, — подтвердил я, устанавливая на груди молодого человека часы.
Результаты измерений оказались прелюбопытными. Заговоренные янтарные бусинки просыпались быстрее; я поспешно уложил вторые часы набок, оценил остатки песка в верхней колбе и записал выгравированную рядом с нужной риской цифру.
Отец-экзорцист наблюдал за мной с нескрываемым скептицизмом, но в присутствии епископа высказывать вслух сомнения не спешил. Я убрал хрупкие приборы в шкатулку, отошел к окну, провел несложные вычисления. После озадаченно хмыкнул.
— С очень высокой степенью вероятности вашего племянника поразили сущности, относимые к разряду эфирных червей, — сообщил я.
Скорее всего, причиной послужил некий зрительный контакт, но, не имея веских доказательств, упоминать об этом не стоило. Я и не стал.
Епископ обратился к экзорцисту:
— Что скажешь, Олаф?
— Предположение ничуть не хуже других, — пожал тот сутулыми плечами. — Я хотел бы ознакомиться с расчетами.
Удивительное дело, но священник не запутался в формулах и после нескольких минут напряженного сопения даже указал мне на предполагаемую погрешность в вычислениях.
— Это допущение было бы ошибочным для одной сущности, — не согласился я, — но, судя по косвенным признакам, червей несколько. Два — минимум. Вы ведь обратили внимание на асинхронное движение глаз?
Экзорцист вновь углубился в расчеты, потом забрал у меня перо и принялся за самостоятельные вычисления. Епископ не стал дожидаться их окончания и потребовал объяснения:
— Что за эфирные черви, ради всего святого?!
Олаф шумно засопел, не желая отвлекаться от столбиков чисел, и я пришел ему на помощь:
— Так называют сущностей из хтонических глубин запределья, питающихся эфирным телом носителей. Они неразумны, не могут овладеть разумом человека и, по мнению большинства теологов, не являются чистым злом. Кто-то даже полагает, что Вседержитель использовал их во время сотворения нашего мира, а после запечатал в потустороннем.
Я не стал говорить епископу, что эти твари сродни пиявкам. Чернокнижникам при обращении к силам запределья приходилось идти на всевозможные ухищрения, лишь бы не дать им присосаться к своим эфирным телам. Но мне еще не приходилось слышать о том, чтобы черви завладевали душами людей.
Племянник епископа обратился к безднам запределья, не озаботившись надлежащей защитой? Это предположение вызывало большие сомнения. Слишком много претендентов отыскалось бы на душу глупца — у Ральфа не было бы ни единого шанса остаться в живых. А значит, кто-то эфирных червей ему подсадил.
— Мерзость какая… — скривился епископ Вим, осенил себя святым символом и спросил: — Чем это грозит Ральфу?
— Для экзорцизма нужна формула призыва, которую использовал чернокнижник, — не стал я щадить чувства собеседника. — Если сущности средних слоев запределья хорошо изучены и молитвы для их изгнания можно подобрать в одном из церковных сборников, то у червей имен попросту нет.
Епископ помрачнел, и тогда оторвавшийся от расчетов Олаф смягчил горечь моих слов:
— Эти сущности чрезвычайно чувствительны к плотности эфирного тела. Снизив ее до минимума, мы погрузим их в спячку. У магистра будет время отыскать чернокнижника.
Экзорцист переложил ответственность на меня так легко и естественно, что оставалось ему только поаплодировать. Но епископа заинтересовало совсем другое.
— Рудольф придет в сознание? — спросил он.
— Боюсь, это крайне маловероятно, ваше преосвященство, — потупился священник и обратился ко мне: — Я полагаю, десяти ведер воды в час будет достаточно. Что скажете, магистр?
Вода прекрасно смывала излишки эфира, но я не взялся навскидку оценивать необходимый поток, провел некоторые расчеты и предложил свой вариант:
— В верхней части туловища наблюдается уплотнение эфирного тела. Если подвесить кровать под углом в пятьдесят градусов, хватит семи ведер воды в час.
— Разумно, — согласился с этим предположением Олаф.
Епископ Вим скривился, будто ему предложили признать главенство наместника Сияющих Чертогов, и процедил:
— Пытка водой! Это же пытка водой!
Экзорцист ссутулился еще больше, но его преосвященство уже позабыл о священнике и перевел взгляд горящих ненавистью глаз на меня:
