Декан выдержал долгую паузу, покосился на распахнутые двери и понизил голос едва ли не до шепота:
— И, помимо всего прочего, у нас обучается сеньорита Лорелей, дочь графа Розена. Она очень… яркая девица. Половина юнцов безумно влюблена в нее, другая половина одержима желанием залезть к ней под юбку. По настоянию графа мы разрешили присутствовать в аудиториях служанке и охраннику, пусть те и лишены дара. Ситуация крайне… непростая.
— Ральф поддерживал с ней отношения? — уточнил я.
— Нет! — вспылил декан Келер и тут же махнул рукой. — Не знаю! Я сейчас не об этом!
— О чем же?
Клос подступил ко мне и очень-очень тихо произнес:
— Не вздумайте увлечься ею! Она умница и красавица, но папенька оторвет голову любому, кто дотронется до нее пальцем!
— Вас так беспокоит моя голова?
— До вас мне нет никакого дела, — прямо ответил Келер, — но пожертвований графа хватает на содержание двух профессорских ставок! Заклинаю: не позвольте взять эмоциям верх над разумом!
И, многозначительно глянув на меня, декан прошел в аудиторию. Он встал за кафедру, а я прикрыл за собой дверь и скромно устроился сбоку. Помещение оказалось просторным, с высоким потолком и широкими окнами. Здесь и в помине не было соломы на полу, что еще встречалась в некоторых учебных заведениях, и стояли ровные ряды парт. По мере удаления от кафедры уровень пола поднимался, и дверь в дальнем конце помещения выходила уже на второй этаж.
Пока Келер пространно рассуждал о том, какие важнейшие знания несут отобранные мной к прочтению книги, я разглядывал школяров, коих собралось в аудитории никак не меньше сотни. Более разношерстное общество было трудно вообразить. Кто-то щеголял в камзолах с золотым шитьем и туфлях с загнутыми носами, кто-то носил застиранную и залатанную одежку и ботинки со стоптанными подошвами. Береты с фазаньими перьями и космы засаленных волос, перепачканные чернилами пальцы и дорогой маникюр. Юношеский пушок на щеках одних и жесткая щетина на лицах других.
И столь же разнообразны были колдовские жезлы. Резные деревянные, инкрустированные янтарем и поделочными каменьями, длиной и в пару ладоней, и в полтора локтя. Школяр с факультета тайных искусств мог выйти из дома в одном исподнем, но всегда и везде носил с собой жезл.
Девушки разместились в левой части аудитории, большинство из них были одеты в темные платья и белые кружевные чепцы. Позади сидела строгого вида матрона, то ли надзиравшая за подопечными, то ли ограждавшая их от заигрываний юнцов.
А вот сеньорита Лорелей расположилась на первой парте прямо напротив кафедры. Я опознал ее с первого взгляда и счел, что декан поступил мудро, заранее предупредив на этот счет, пусть и не в моих правилах было заводить романы с ученицами. Среди будущих колдуний хватало симпатичных девиц, но дочь графа Розена определенно затмевала их всех. Она оказалась высокой и статной, при этом очень женственной. Синее платье с серебряным шитьем облегало фигуру и выгодно подчеркивало высокую грудь. Некоторые пряди заплетенных в косы русых волос были заметно светлее остальных, глаза сияли зеленым огнем. В бледном лице чувствовалась порода, но полные губы смягчали его, наделяли дополнительным обаянием. И аура… На миг я обратился к истинному зрению и обнаружил, что эфирное тело сеньориты Лорелей выделяется на общем фоне пусть не самым ярким, зато наиболее ровным сиянием.
Сидевшие по обе стороны от графской дочки компаньонки были недурны, но и только. Немного дальше сгорбилась неприметная девица, тусклое свечение ауры которой выдало в ней лишенную дара служанку. Место с другой стороны занял рыжеволосый молодой человек, облаченный во все черное. По его губам блуждала самодовольная улыбка всезнайки, и поначалу я решил, что это и есть охранник, но различил в эфирном теле наработанные энергетические узлы и завертел головой по сторонам.
Телохранитель обнаружился на ближайшем к выходу стуле. Это был крепкий черноглазый усач моих лет в коричневом колете и широкополой шляпе, которую он и не подумал снять в аудитории. Он сидел вполоборота, придерживал одной рукой длинную шпагу и сверлил мрачным взглядом школяров позади госпожи. Тех мало занимала речь декана, все внимание оболтусов приковало к себе декольте графской дочки. Один худощавый взлохмаченный юнец, одетый весьма небогато, так и вовсе уперся локтями в парту, положил подбородок на ладони и ни на миг не отрывал взгляда от предмета своего обожания.
Я сделал несколько глубоких вдохов и постарался отрешиться от заполонявшего аудиторию шума. Собранные в одном месте адепты тайных искусств одним только своим присутствием взбаламутили незримую стихию, использование истинного зрения вызвало ломоту в висках, перед глазами все поплыло.
Пришлось загнать себя в транс и погрузиться в незримую стихию с головой. Звуки смолкли, тело потеряло вес, мир раскрасился неведомыми простецам оттенками. Сознание не удержалось на той грани, что отделяет реальное от нереального, ушло глубже, и тут же по спине мазнул огненный росчерк, словно кто-то потянул загнанный туда крюк. Мироздание в очередной раз напомнило о моей ущербности, но сейчас это напоминание пришлось как нельзя кстати. Боль лучше всяких медитаций помогла вернуть под контроль взбрыкнувший талант; я обрел равновесие, и незримая стихия открылась мне со всей своей удивительной ясностью.
Декан закончил выступление и спустился с кафедры.
— Оставляю вас, магистр. Прошу, не затягивайте вступительную лекцию, — негромко произнес он и вышел в коридор.
Аудиторию заполнил приглушенный гул, и я не стал перекрикивать сонм голосов, просто встал за кафедру и молчал. Времени при этом зря не терял и внимательно изучал эфирные тела школяров, выискивая признаки обращения к запредельному. Характерных для чернокнижников проплешин и гипертрофированных энергетических узлов с ходу заметить не удалось, но это ровным счетом ни о чем не говорило. Обученный человек сумеет закрыться от потустороннего, да и выправить со временем ауру задача не столь уж и трудная. На подобном попадаются ведьмы-самоучки, а никак не отступники из университетов. Куда показательней в этом отношении действия заклинателей в состоянии стресса. Ну, что-что, а стресс обеспечить я сумею…
Изучать ауры я начал со школяров на первых рядах и постепенно поднимал взгляд к задним партам, где обыкновенно околачивались всяческие смутьяны, лоботрясы и выскочки, полагающие себя слишком умными, чтобы внимать лектору.
Я изучал учащихся, а те пялились на меня, недоумевая, когда начнется лекция. Вслед за облаками с запада пришли тяжелые тучи, небо затянуло, на улице быстро темнело.
— Через пять лет трети из вас не будет в живых! — объявил я, не повышая голоса, и в аудитории моментально установилась гробовая тишина.
— Брехня! — неуверенно выдал кто-то с задних рядов, а кто-то нервно рассмеялся, но дело было сделано: школяры затихли и начали внимать моим словам.
— Как показывают многолетние наблюдения, — начал тогда я свою речь, — треть выпускников факультетов тайных искусств погибает в первые пять лет после окончания университетов. Не вижу причин, по которым университет Святого Иоганна должен отличаться в этом плане от всех остальных. Моя задача — свести этот показатель к возможному минимуму, и, помимо чтения умных книг, которых одни не поймут, а другие пропустят мимо ушей, я буду вынужден прибегнуть к более действенным мерам.
