Немедленно он был доставлен к следователю Левичеву, который предложил выбрать: вернуться в КПЗ к «взрослым волосатым дядям», как он выразился, провести там ночь со всеми, кому не лень будет облагодетельствовать Люсика своей страстностью (а конвоир больше не появится!), после чего предстать перед судом по трем статьям: по 121-й как гомосексуалист, по 154-й как спекулянт-фарцовщик – ну и заодно по статье 228-й, за изготовление или сбыт порнографических предметов, а именно – журнала «Плейбой», – или написать под диктовку следователя некое признание… После чего отправиться домой.
Всхлипывая, стеная и вытирая расквашенный нос, Люсик, пусть и не сразу (надо отдать ему должное, человеком сам по себе он был совестливым, однако слабым, а сила, как известно, солому ломит!), сделал выбор в пользу второго варианта.
Ему были немедленно вручены лист бумаги, ручка – и начался диктант, в результате которого появился на свет документ, в котором Люсик признавал, что «оказывал гражданину Арефьеву Г. А. интимные услуги», а также уточнял: «5 октября сего года после ресторана мы поехали на квартиру Арефьева. Там выпили коньяка. После чего в отношении меня был совершен акт мужеложства… Мой гражданский долг сообщить о развратных действиях Арефьева…»
Это был повод для задержания названного гражданина. И очень серьезный повод!
Арефьева немедленно взяли – прямо во время репетиции – и отправили в ту же камеру, где уже побывал Люсик. Конвоир не спешил прийти на его крики… Спустя час Арефьева все-таки избавили от внимания «взрослых волосатых дядей» и перевели в одиночку. Вот только надолго ли?..
Он бессильно ругался, плакал – и отчетливо понимал, что повторно такого ужаса и такого унижения не выдержит. Лучше умереть…
* * *
Лиле о задержании Арефьева сообщил главный режиссер. Но за что взяли Германа – он не знал. Не знал даже толком, приходили за ним люди из милиции или из КГБ…
Потрясенная, ничего не понимающая, Лиля вернулась домой, понимая, что Германа нужно спасать – однако совершенно не представляя, как это сделать. У нее не было сомнений, что здесь не обошлось без Родиона… Как же глупа была она, что решила, будто он спокойно воспримет известие о ее намерении уйти! Неужели забыла, на что он способен?! Он отомстил Герману, отомстил страшно!.. Лиля решила сделать все возможное, чтобы спасти человека, которого любила и который пострадал из-за любви к ней.
Она была убеждена, что Родион сделает вид, будто он здесь ни при чем, однако тот был пьян – и почти с наслаждением сообщил, что грядущая судьба Арефьева не вызывает у него сомнений:
– Посадят твоего любовничка! На пять лет. И статья, знаешь, такая скользкая… – Он брезгливо передернулся: – За мужеложство.
Лиле показалось, что она ослышалась:
– Что?!
– А, ты этого не знала? – с издевательской жалостью спросил Родион. – Оказывается, твой любовник не брезговал и мужчинами.
И он с наслаждением отпил коньяк прямо из горлышка.
– Мерзость какая… – простонала Лиля. – Я не верю!
Родион пожал плечами и достал из кармана листок бумаги:
– Вот… Дружок его сдал. Люсик… Это копия его показаний. Что, не веришь? Думаешь, фальшивка? Зря ты так думаешь. Я это получил от следователя, который ведет дело. Его фамилия Левичев. Серьезный парень, в игры не играет! Тот, кто к нему попал, считай, пропал! У него почти стопроцентная раскрываемость преступлений, а тут и раскрывать нечего – все на виду! Читай, читай! Узнай, на кого ты меня променяла!
Прочитав «признание» Люсика, Лиля от ярости потеряла голову. Она ни на миг не усомнилась в Германе и прекрасно понимала, что все это – гнусная, гнуснейшая клевета. Но как же низко пал Родион, который мог измыслить такое! Она набросилась на мужа с кулаками:
– Это ты все подстроил! Ты мне отомстить хотел, да?
Камышев не стал отрицать:
– Что же ты хотела, женушка? Я ж на тебя молился! Я люблю тебя! У меня внутри все разрывается от боли! Скажи, чем он лучше меня?!
Родион пьяно потянулся к ней, однако Лиля вырвалась и бросилась вон.
Через несколько минут она уже ехала в город. Решимости и напористости ей было не занимать! Лиля довольно быстро добилась приема у следователя, стала умолять о свидании с Арефьевым.
Левичев хмуро сообщил, что Арефьев пытался повеситься в камере: свил веревку, разорвав майку. Его удалось спасти, но речи об освобождении и даже о встрече с ним идти не могло.
Лиля ринулась в театр. Она надеялась уговорить Люсика забрать свои лживые показания. Однако он был слишком запуган и отказался помочь Герману, прокричав, что все обвинения – правда.
– Лжец и слабак! – воскликнула Лиля.
– Да, – согласился Люсик. – Я лжец и слабак. Но я свободен. А Герка в тюрьме. Он там и останется – и мои показания тут ни при чем. Он просто кому-то перешел дорогу… Какому-то сильному человеку!
О, Лиля хорошо знала этого сильного человека! Это был ее собственный муж. Все эти годы она жила рядом с ним, но, отгородившись от него стеной равнодушного презрения, и не подозревала, какую власть он, оказывается, приобрел в Ветровске!
И все-таки она знала еще одного человека, который был куда сильнее, чем Родион. И власть его была куда крепче… Именно его слово было решающим и в Ветровске, и во всей области. Никто – даже Родион! – не посмеет спорить с ним, потому что был всем обязан этому человеку и без его поддержки вся власть и сила Родиона лопнут, как жалкий воздушный шарик. И этим человеком был отец Лили…
Десять лет лежали между ними – десять лет ее враждебности и его терпеливого ожидания, пока дочь сменит гнев на милость и простит его. Сейчас она забыла обо всем, отбросила прошлые обиды. Для того чтобы помочь Герману, Лиля была готова на любые унижения. Если отец захочет, она встанет перед ним на колени и будет умолять о прощении. Она признает, что была не права, сто раз не права. Сейчас все неважно, ведь речь идет о жизни Германа.
Она быстро подошла к телефону и набрала номер отца.
* * *
Михаил Иванович был дома – приболел. Сидел в кресле и подремывал. Сначала ему показалось, что звонок Лили ему снится. После стольких лет ледяного, замкнутого молчания – она называет его папой, она просит о помощи, она хочет прийти…
Михаил Иванович даже не стал спрашивать, в чем ей нужно помочь. Не все ли равно?! Он сделает все, все! Только пусть придет поскорей!
Он понимал, что раньше чем через пару часов Лиля не успеет доехать из Ветровска в областной центр, но места не находил от нетерпения.
Ангина, которая донимала его уже несколько дней, была забыта. Температура, которую не могли согнать врачи, спала мгновенно. Михаил Иванович позвонил в бюро обслуживания, которое доставляло продукты и даже готовую еду на дом высшим партийным чинам области, и потребовал сервировать ужин на двоих. Фрукты, вино… Все самое лучшее. На двоих. Он ждет в гости дочь!
