Планирование научно-исследовательской работы. В феврале 1918 г. был создан Комитет по делам науки. Он стал в то время главным планирующим органом для научных учреждений.
Его сотрудники издавали документы, в которых публиковались отчёты о научно-исследовательской работе, проводимой в стране, а также ставились задачи на будущее.
Государственное управление научными организациями. С самого начала большевистская власть стремилась взять под контроль деятельность учёных, главным институтом которых была Академия наук. Но сама Академия наук стремилась к автономии. Понадобились долголетние усилия Советской власти, чтобы наука в нашей стране оказалась под партийно-государственным контролем.
Пошёл ли нашей науке этот контроль на пользу? Ответом на этот вопрос могут служить те грандиозные успехи, которых достигла наша наука в советское время. Но нельзя закрывать глаза и на оборотную сторону медали: партийный контроль над наукой в нашей стране нередко был чрезмерным. Более того, в 30-е годы многие учёные оказались незаконно репрессированы. Во многом это произошло потому, что произошла, как выразился А. П. Огурцов, сталинизация философии.
Главными творцами сталинизации философии стали будущие академики М. Б. Митин и П. Ф. Юдин. Суть их позиции сводилась к большевизации философии. В коллективной статье «За большевизацию работы на философском фронте» (1931) читаем: «В подготовке теоретических кадров необходимо взять самый решительный курс на создание их из среды пролетариев, из среды членов партии, имеющих опыт гражданской войны, опыт массовой, партийной, общественной работы, из среды стойких большевиков-ленинцев, проверенных на опыте внутрипартийной битв со всякого рода антиленинскими уклонами, из среды пролетариев, батрачества, из среды колхозников, бедняков и середняков» (там же. С. 202).
А. П. Огурцов считал, что издержки, которые имели место в советской науке, проистекали не только из её подвластного положения, но и из её мировоззренческой основы – диалектического материализма. Он писал: «Диалектический материализм не дал адекватных ответов на вызовы науки ХХ в. Отношение к генетике и кибернетике в советские годы достаточно хорошо известно, а облыжные обвинения создателя теории относительности и основоположников квантовой физики в субъективном идеализме и буржуазности были сугубо политико-идеологической риторикой и били мимо цели (см. об этом книгу: Подвластная наука? Наука и советская власть. М., 2010). Это был способ изоляции отечественной науки, отрыва её от мирового научного сообщества и формирования феномена своей “советской науки”, подвластной велениям властей предержащих. Что из этого получилось, всем известно» (там же. С. 7).
Что можно сказать по этому поводу? Первое: бесспорную эвристическую ценность диалектического материализма подтвердило множество советских философов – Б. М. Кедров, И. С. Нарский, П. В. Копнин, Э. В. Ильенков, А. С. Богомолов,
B. С. Черняк и мн. др. Второе: можно ли обвинять диалектический материализм – сам по себе – за его использование у нас не в научных целях, а в политических?
П. В. Алексеев и А. В. Панин отвечают: «Философская система, базирующаяся на материализме и диалектике, столь же мало несёт ответственность за тот или иной политический режим, сколь и философия Ф. Ницше или М. Хайдеггера – за установление фашистского режима в Германии в 30-х годах ХХ столетия» (Алексеев П. В., Панин А. В. Философия. 3-е изд. М., 2005. C. 10).
Разве можно втиснуть в рамки марксистской идеологии все труды советских гносеологов по материалистической диалектике? Выделю среди них только три:
• Диалектика научного познания. Под руководством Д. П. Горского. М., 1978.
• Материалистическая диалектика как общая теория развития. В 2 томах. Под руководством Л. Ф. Ильичёва. М., 1982.
• Гносеология в системе философского мировоззрения. Под редакцией В. А. Лекторского. М., 1983.
На диалектический материализм опиралась у нас и философия науки. В 60–80 гг. она пережила настоящий ренессанс. Её бесспорные достижения обобщены В. С. Стёпиным в книге «История и философия науки» (М., 2011. С. 74–85).
Выразил А. П. Огурцов своё отношение к научной политике и постсоветских реформаторов. Он, в частности, писал: «Реформа АН, осуществляемая в наши дни, не привела к созданию инновационной структуры науки, а свелась пока лишь к сокращению числа академических институтов и научных кадров, к сужению фронта научных исследований и к новому давлению на учёных под демагогическим лозунгом повышения эффективности академических исследований» (там же. С. 189).
Душа А. П. Огурцова болела о развитии философии науки. Он стремился найти путь, который позволит объединить стратегии, которые в настоящее время имеются в философии науки. В своей книге он обозначил две таких стратегии – пропозициональную (эпистемологическую) и социокультурную.
Поясняя разницу между указанными стратегиями, А. П. Огурцов пишет: «В настоящее время в философии науки сосуществуют две стратегии: пропозициональная (стандартная, логико-эпистемологическая концепция науки) и социокультурная. Они несоизмеримы, конструируют каждая свой специфический образ науки, осуществляют анализ науки специфическими средствами и тематизируют различные сегменты научного знания. Задача философии науки в будущем – не отказываться от достижений логико-эпистемологического подхода к науке во имя социокультурной тематизации научного исследования, а найти пути сближения этих двух стратегий, если не соединения» (там же. С. 232).
Как видим, объединительная установка заявляет о себе на протяжении всей книги А. П. Огурцова. Эта установка заявляет о себе и в утверждении коммуникативного подхода в науковедении. Роль коммуникации в эпоху интернета велика не только для пропаганды научных знаний в широких народных массах, но и для роста знаний в самой науке, для усиления роли научной этики, для борьбы с лженаукой и т. д.
Особенно важную роль коммуникативный подход играет в социальной философии науки. А. П. Огурцов писал: «Утвердившийся в конце ХХ в. коммуникативный подход к науке существенно трансформировал формы анализа науки в философии науки. Теперь в центре внимания – формы коммуникаций между учёными в рамках научного сообщества, специфика этих коммуникаций в разных дисциплинах, этические нормы, регулирующие взаимоотношения между учёными, моральные запреты, накладываемые на научные исследования, в частности, запрет на плагиат и на фальсификацию их результатов. Проблемы этики науки, её взаимоотношения с методологией науки, выявление подделок в науке, обусловленных прежде всего борьбой за престиж и победу в конкуренции за ресурсы, формирование новых вариантов прикладной этики (экологической этики, биоэтики, возникшей вследствие интенсивного развития медико-технического оснащения средств поддержания жизни и поставившей во главу угла поиск критерия смерти) – таков тот круг проблем, который обсуждается в социальной философии науки рубежа ХХ и XXI вв.» (там же. Ч. 1. С. 13).
Третья часть. Философия науки и историография
В третьей части своей книги А. П. Огурцов поставил в центр своего внимания историографию естествознания.
