До 20-х гг. ХХ в., по мнению А. П. Огурцова, господствала индуктивисткая установка в историографии наук о природе. Эта установка была выведена в книгах «История индуктивных наук» У. Уэвелла, «История механики» Э. Маха и «История физики» Ф. Розенберга. Их авторами руководил кумулятивный и интерналисткий образ науки. Рост научных знаний они изображали как их медленное накопление в естествознании и упирали на их независимость от исторического контекста.
В 20-е и в особенности в 30-е годы в осмыслении образа науки происходит смена ориентиров. А. П. Огурцов обращает здесь внимание на книгу К. Скиннера с красноречивым названием «Контекстуальная история идей». Её автор показал в ней, что оторвать историю естествознания, как и историю других наук, от социокультурного контекста не представляется возможным, поскольку все науки в той или иной мере вырастают из общественных потребностей.
Развитию дальнейшей историографии естествознания, по мнению А. П. Огурцова, вредил деструктивизм. Так, в 70-е гг., произошёл поворот в сторону увлечения герменевтикой, которая во многом играла деструктивную роль в научной историографии.
А. П. Огурцов пишет в связи с этим: «Этот поворот привёл к деконструктивистской историографии науки, к замыканию рациональных реконструкций истории науки лишь в пределах герменевтически истолковываемых коммуникаций между учёными, что нашло своё выражение в тезисе о “несоизмеримости парадигм”. В последнее десятилетие уже ощущается неприятие этой деконструктивистской программы в историогафии и начинается поиск универсальных и актуальных посредников коммуникации, универсальных норм и правил, создающих “безличный мир” рациональности (её критериев, стандартов, регулятивов, методов, достигнутых истин)» (там же. Ч. 3. С. 211–212).
В конце третьей части своего главного труда А. П. Огурцов отводит много места отечественной историографии науки. Он подробно анализирует в ней историографические концепции К. Э. Циолковского, В. И. Вернадского, М. К. Петрова и М. К. Мамардашвили. Обращение к этим концепциям хоть в какой-то мере заполняет пробелы, имеющиеся в изучении нашей историографии науки.
В конце своего титанического труда А. П. Огурцов указывает на главные движущие силы в развитии науки – её творцов. Если в трудах физиков, биологов и представителей других частных наук личностное начало автора часто незаметно, то «в философии, как в никаком ином модусе культуры, выражена личность мыслителя» (там же. С. 293).
Почему именно у философа личностное начало заметнее, чем у других учёных? Потому что он видит мир в целом, а в этом случает заметнее своеобразие его мировоззрения.
Итак, по широте охвата концепций науки, проанализированных в книге А. П. Огурцова «Философия науки: двадцатый век. Концепции и проблемы», и по широте затрагиваемых в ней теоретических проблем и путей к их решению у её автора нет конкурентов. Её автор был великим тружеником. Его эрудиция поражает. Его главная книга – путеводитель по во многом ещё неизведанным тропам науковедческой науки. Её стержневая идея – идти в науковедении по пути синтеза. Возможен ли этот синтез хотя бы в отдалённом будущем?
А. П. Огурцов отвечает на этот вопрос в последнем абзаце своей книги: «Будет ли преодолена альтернативность таких ориентаций, как фундаментализм/антифундаментализм, редукционизм/антиредукционизм, натурализм/конструктивизм, эмпиризм/монотеоретизм, покажет время. Полагаю, что в ближайшие десятилетия в философии науки противостояние этих методологических ориентаций лишь обострится, поскольку каждое из этих направлений по-своему решает проблему структуры и развития научного знания, характеризуется специфическим видением социальных параметров роста науки. Лишь уяснение преимуществ и границ каждой из этих альтернативных ориентаций в постижении науки позволит достичь согласия между различными философскими концепциями науки. Пока до этого согласия далеко» (там же. С. 306).
2. 2. 3. 2. Вячеслав Семёнович Стёпин
Вот какие сведения о Вячеславе Семёновиче Стёпине (род. в 1934) мы можем прочитать в «Википедии»: «Окончил отделение философии исторического факультета Белорусского государственного университета (БГУ) (1956), аспирантуру по кафедре философии БГУ (1959)… Доктор философских наук (1976), профессор (1979), заведующий кафедрой философии БГУ (1981–1987), директор Иститута истории естествознания и техники (Москва, 1987–1988), член-корреспондент АН СССР (1987), директор Института философии АН СССР, с 1992 – Институт философии РАН (1988–2006), академик РАН (1994), заведующий кафедрой философской антропологии философского факультета Московского государственного университета… Президент Российского философского общества».
В центре интересов патриарха нашей философии на протяжении всей его зрелой жизни была наука. Ещё до переезда в Москву он издал несколько науковедческих книг в Минске: «Современный позитивизм и частные науки» (1963), «Становление научной теории» (1976), «Природа научного познания» (1979) и «Специфика научного познания» (1983).
Затем стали появляться книги В. Стёпина, изданные в Москве: «Основания науки и их социокультурная размерность» (1996), «Парадигмальные образцы решения теоретических задач» (1998), «Ценностные основы и перспективы техногенной цивилизации» (1999), «Теоретическое знание» (1999), «Саморазвивающиеся системы и постнеклассическая рациональность» (2003), «Философия науки. Общие проблемы» (2006), «История и философия науки: Учебник для аспирантов и соискателей ученой степени кандидата наук» (2011) и др. Все эти книги пронизывает культурологизм.
Что понимает В. С. Стёпин под культурой? В аннотации к его главному культурологическому труду – книге «Цивилизация и культура» – читаем: «Культура рассматривается как сложноорганизованная развивающаяся система надбиологических программ человеческой деятельности» (Стёпин В. С. Цивилизация и культура. СПб, 2011. С. 2).
Не самое лучшее определение культуры! Под это определение можно подвести не только культуру, но и психику.
Мы не найдём строгого определения культуры и в самой книге, о которой идёт речь, однако пристальный взгляд на неё приводит читателя к обнаружению того понимания культуры, который имеет очень далёкие корни в науке. Они восходят к И. Гердеру, который понимал под культурой весь комплекс отличий человека от животного. Этот комплекс он обозначал как человечность (гуманность). Этот комплекс вырисовывается и у В. С. Стёпина, хотя он идёт не от Иоганна Гердера, а от Карла Маркса.
В первой главе главной культурологической книги В. С. Стёпина («Образ культуры в современной научной картине социальной реальности») понятия антропогенез (очеловечение) и культурогенез совершенно справедливо рассматриваются как однопорядковые. При этом упор делается на социальную природу культуры.
Человек сумелся оторваться от своих животных предков потому, что стал творчески преобразовывать мир, в котором он жил. Он обязан своим существованием культуросозидательной деятельности. «Человек – это не просто клеточка в целостном организме общества и тем более не винтик в динамической системе общественных связей, – пишет В. С. Стёпин. – Он активное, деятельное существо, и только благодаря его активности воспроизводится и изменяется общество как целостный организм… В деятельности человек целенаправленно изменяет окружающий мир» (там же. С. 37).
