Забравшись под одеяло, Росья расплела косу, отвернулась к стенке, закрыв глаза, и ещё долго слышала глухое сопение старшей сестры. Пусть плачет. Чтобы дальше жизнь была слаще, девке лучше сейчас оплакать свою вольную жизнь. Так дед Лытко говорит.
Росья спала беспокойно, то проваливалась в чёрную яму, то вздрагивала, просыпаясь, пока не оказалась на берегу реки. Тёмные воды накатывали грязно-серой волной и с шумом отходили от берега. Босые ступни утопали в холодной глине. Хлестал по лицу ледяной ветер вместе с дождём. Росья всё вглядывалась через мутный шквал вдаль, будто ждала кого-то, и среди полотна марева она различила лодку. Даже издали она увидела седые косы Бреславы. Сердце в похолодевшей груди дрогнуло, девица шагнула навстречу, и тут же по колено захлестнула вода, потоком отталкивая её назад к берегу, едва не сбив с ног. Росья не сдалась, снова сделала попытку идти навстречу приближающейся лодке, на этот раз накатило по пояс, намокшее платье прилипло к груди, подол раздувался в серых волнах парусами. Росья махнула рукой и хотела было крикнуть, что она тут, чтобы Бреслава увидела её, но наконец, сумела привлечь внимание. Старица повернула голову, приметила Росью, и уже совсем скоро лодка причалила к берегу, ткнувшись носом в глиняное дно.
– Что ты тут делаешь? – Бреслава, казалось, была не рада её видеть.
Росья растерялась, смахивая с лица мокрые волосы, дрожа от холода. В лодке сидел старец в серых грубых одеждах, на девицу он не смотрел, сжимая в посеневших от холода руках весло, ждал.
– Уходи, Росья, рано тебе ещё сюда. Уходи.
– А как же ты? Я тоскую по тебе.
Бреслава вздохнула, лицо её разгладилось, а глаза стали такими глубокими и мутными, как вода под ногами.
– Я больше не вернусь, уплываю в последний путь, ждут меня мои предки. А ты, ступай.
– Как же? – встрепенулась Росья, не веря своим ушам. – Лытко нагадал зиму холодную, запасов мало. Вот и Станиславу батюшка отдаёт за мельника, в печали она от того, не хочет за Станила, – сказала Росья, но вспомнила вдруг и о своей собственной судьбе, добавила: – Пугают меня видения разные, лезут в голову. Что это, Бреслава, расскажи?
Гребец чуть повернул голову, но лица его под тенью одежды не увидела Росья. Старица сжала бесцветные губы, раздумывала.
– Вот что, дочка, я тебе скажу, – помолчав, сказала она. – Жди гостя, он многое откроет тебе.
– Какого гостя? – не поняла Росья.
– О том узнаешь в свой срок, – нахмурилась Бреслава, и девица почувствовала, как тяжело ей даётся говорить, – …бедствовать вы не будете…
– Не понимаю ничего, – замотала головой Росья, и так холодно стало, что зуб на зуб не попадал.
– Дар в тебе просыпается, Росья. Время твоё подошло, – вздохнула старица тяжело и замерла. – Пора мне…
Только тут Росья почувствовала, что буря стихла. Чавкнуло в воде весло, и лодка вновь отошла от берега. Бреслава села спиной к гребцу, и ещё долго Росья видела её, пока туман не поглотил их, а сердце разрывалось от тоски.
Снова хлынул ветер, и смешались глубокие воды с небом, чернело стремительно, нагоняя мрак. Девицу покачивало, она сделала шаг, но оступилась и упала в воду. Накатившая волна накрыла, сковал ледяной холод. В следующий миг грудь сдавило и обожгло болью, Росья закричала, мгновенно потоки воды ворвались в горло, забивая дыхание.
Она открыла глаза и тут же, зажмурившись, уткнулась в подушку, глубоко и часто дыша, пытаясь задушить проступившие слёзы, но, горло, будто тисками прихватило. Знать, бабки Бреславы не стало… Но не успела она погрузиться в горе, как взяло смутное предчувствие. Открыв глаза, Росья обнаружила, что всё так же лежала отвёрнутой к стенке, только светёлку заливал утренний, холодный свет. Всей кожей почувствовала, что Станиславы нет рядом. Повернулась, чтобы убедится в том, и застыла. Сердце захолонуло в страхе. Лавка сестры пустовала.
"Странно, обычно спит до пения последнего петуха. Уж не надумала ли сестрица сбежать?"
Только подумала, и мороз по телу: – "А что, если правда? И сон этот не случайно."
Росья в лихорадке поспешила вспомнить, о чём толковала бабка, но ночь неумолимо утекала, как вода сквозь пальцы, забирая с собой все видения.
"Нет, не может Станислава так поступить с отцом, матушкой, со всеми!"
Однако Росья не выискала взглядом девичьих уборов: ни гребня на сундуке широкого, резанного из кости, (им сестра очень дорожила), ни очелья, расшитого жемчугом, что носила не снимаючи, ни накосников, ни бус. Только платья были разбросаны по лавке, будто сестра ворошила их, наспех перебирая, а такого она никогда не позволяла себе – всегда опрятная.
Росья, не помня себя и напрочь позабыв о сне, слетела с лавки, не почувствовала стопами и ледяного пола, прошла к месту Станиславы. Вновь и вновь оглядывала беспорядок, что учинила сестра. Вышла из-за оцепенения, когда за дверью шаги тяжёлые послышались.
Отец предстал перед дочерью распалённый в гневе, до красноты в глазах.
– Сбежала, – пыхнул он горячим дыханием, раздувая ноздри, глядя на пустующую лавку Станиславы.
Но тут взгляд его скользнул к Росье, будто он только что её приметил.
– Ты знала?
Росья не вольна собой от растерянности, замотала головой.
Стиснув челюсти отец, снова бросил взгляд на лавку.
– Даже нарядов своих не взяла, паскудница.
За его широкой спиной появилась матушка, напуганная и встревоженная.
– Найду, на глазах у всех выпорю, – прошипел он, горячась, развернулся и ступил за порог.
– Из терема ни ногой! – только и услышала Росья его строгий наказ.
Она стояла ни живая ни мёртвая, осознавая, что сестрица натворила. После такого не быть Доброге старостой в Елицах, погонят.
Сердце бешено запрыгало в груди, и руки дрожь проняла. Не медля больше, Росья кинулась платье надевать, опоясавшись, наспех заплела и косу. Нужно найти её. Хоть отец и приказал не покидать стен, но Станиславу нужно вернуть!
«Пока народ обо всём не прознал, может, обойдётся ещё всё», – лелеяла она надежду.
Отперев ставни, Росья выглянула наружу. Елица, ещё погружённая в предрассветные сумерки, потихоньку просыпалась. Рыбаки уже ставили сети на песчаном берегу, лаяла всё та же злючая псина за околицей. На окоёме полосами сочился через плотную пелену туч тусклый свет. День будет пасмурный. В ответ этой мысли закрапал дождь, оставляя на руках Росьи дрожащие холодные капли. Закрыв ставни, она прошла к двери, снимая с крючка душегрейку.
Как же она не услышала ухода сестры? Всё сон, такой глубокий и крепкий был, что и не очнулась. Вспомнила о Бреславе, и в груди сердце сжалось. Неужели ведунья всё же покинула этот мир и по реке забвения отправилась в свой последний путь, в чертог предков?
В голову одно за другим хлынули воспоминания былые, предстали перед ней те времена, когда бабка жила с ними. На то время Росье было от роду восемь зим, мало тогда она смогла уразуметь слов её, да перенять мудрость старицы. А толковала она дельное, вся деревня ходила к ней за словом заветным. Она и судьбы разгадывать могла, сама Макошь-пряха ей в том покровительствовала. Но однажды Бреслава собралась и покинула кров. Куда пошла – не сказала, но стой поры о ней никто ничего не слышал. Росья часто вспоминала её, тосковала, а теперь вот и сон придвиделся.
