ГЛАВА 16. Плата
Дарко проснулся рано, когда в опочивальню к нему пришёл Мирята, разбудив его шебуршанием. Ещё только утренний свет седой дымкой окутал каменные стены, отрок принёс чистую одежду, ту, которую положено носить после обряда погребения, и еды, хоть княжич ему то и запретил. Передумал Дарко за эти дни о многом, о собственной жизни, что словно болото, протухшее и заросшее, оплела его обманом, утягивая вглубь, и Дарко даже ни разу не задумывался о том, правильно ли живёт. Он считал, что поступал по совести, выполнял волю отца, потакал матушке, а в итоге раздавлен. Угнетала и мысль о том, что виновен был в смерти Грады, и уж этого себе никак не мог простить и примириться.
Дарко едва поднялся, голова казалась чугунной, и сам он был весь разбитый и тяжёлый, каждая мышца при движении отдавалась болью. Княжич послал Миряту узнать, ушла ли Воица, хотя у той должно было хватить благоразумия, коли хочет остаться живой. Впрочем, теперь он пожалел, что оставил её безнаказанной. Вспомнил об этом, и вовсе сделалось мерзко на душе. Былое теперь не вернуть.
Все эти два дня он просидел в стенах, наверху, взаперти, и только Боги знают, как тяжело ему было знать о том, что происходит с Росьей, и не иметь возможности хоть как-то помочь ей. Снедаемый беспомощностью, он весь извёлся. Никто к нему не поднимался, только пару раз мать звала его спуститься в трапезную, но он посылал отрока с отказом, а она не пыталась выяснить причину его заточения. Не волновало её и его самочувствие, как, впрочем, и всегда. Она больше тужилась о Волоте. Единственное, о чём просил Дарко Миряту – это разузнать о Росье. Разбудило его окончательно известие о том, что ночью, вместе с Волотом её перенесли в святилище.
Дарко встрепенулся с постели. Всё, довольно! Сколько ещё Мирогост будет истязать её!? Больше он не потерпит. А мысль о том, что он может потерять обоих, и вовсе ударяла копьём в грудь, выбивая всякие чувства, оставляя только пустоту. Если мать и волхв борются за жизнь Волота, то Росью он не оставит. И пусть брат лучше погибнет, но не заберёт больше ни одной жизни.
Зачерпнув из лохани прохладной воды, что принёс нынче Мирята, Дарко брызнул в лицо, потом ещё и ещё, пока ум не просветлел. Облачившись в приготовленные для сегодняшнего дня одежды, он накинул на плечи кожух и вышел из полутёмного помещения.
Осень уж схватилась сильнее, кроны деревьев сбросили последнюю листву, и холод норовил забраться за ворот. Подул ветерок, который не принёс с собой звуков пробуждающегося города, а только лишь шелест и леденистый холод. Княжич не ожидал встретить на хозяйском дворе Полада. Про волынянина он и вовсе забыл. Побратим встретил его хмурым взглядом.
– Я уж думал, тебя и вовсе не увижу.
– Я должен был предупредить тебя, чтобы ты отправлялся назад.
– Это позволь уж мне решать Дарко, своего побратима в беде я не оставлю, а беда, как я погляжу, взяла тебя в оборот. Ты на себя-то смотрел?
Дарко сжал кулаки, глянул в сторону, наблюдая, как стражники снуют на вежах, сменяя утренние караулы.
– Что там с Росьей? – привлёк к себе внимание друг. – Руяна вся извелась, нет ни вестей, ни её самой.
– Я не знаю. Мирогост забрал её…
– Что надумал делать?
– Забрать её и… – Дарко запнулся, когда увидел, как за спиной Полада открылись ворота, и на двор гурьбой въехали всадники.
Полад глянул в ту же сторону, куда был устремлён взгляд княжича.
– Он изрядно мне надоел.
Дарко, что и до того находился на пределе, вовсе вспыхнул, уж для этого многого было не нужно.
Венцеслав, спрыгнув наземь и небрежно бросив повод конюху, спрятал за пояс кнут и зашагал к мужчинам. Следом спешился и Горята.
– Что с Волотом? Уже третий день не могу его застать? – сходу спросил сборщик, как только приблизился.
Дарко призвал всё своё терпение, чтобы не послать его к лешей матери, но вмешался Полад, видя нескрываемое напряжение друга.
– Приболел немного. Если что-то важное, говори, обязательно передадим.
Венцеслав раздражённо сощурил глаза, вперившись в волынянина, и верно много язвительных слов вертелись у него на языке.
– Тебя я не спрашиваю.
От такой борзости прошлась по лицу Дарко мелкая судорога.
– Осторожней, – прошипел.
Уж со своими гостями не позволит обращаться так дерзко. Полад молчал и с виду казался спокойным, но бедовали глаза, что, до того казавшиеся синими льдинами, вовсе засверкали колючим инеем.
– Думаю, княгиня точно знает, что с ним, – сказал сборщик и шагнул к крыльцу.
Полад же преградил путь, врезаясь плечом в не столь широкое в размахе плечо Венцеслава.
– Кто тебя звал или приглашал сюда? – прошипел он, и Дарко верно впервые увидел побратима таким разъярённым.
Но последовавший за тем поступок сборщика и вовсе не улёгся ни в какие рамки. Только успел пролететь кулак, Волынянин успел перехватить его, вывернув руку так, что хрустнула кость. Дарко ринулся вперёд, но удар не сбил тучного Горяту.
– Ты что творишь?! – разрезал воздух голос матери.
Княгиня сбежала с порога, вслед ей прислуга, но сойти с крыльца не решился никто.
– Дарко, ты опять?! Боги, и за что мне такое наказание! Как ты смеешь? Князь только умер, а ты руки свои распускаешь, с ума сошёл? – с этими словами она кинулась на княжича, отпихивая его в сторону.
– Горе моё, и за что мне такое наказание, и зачем я тебя родила!
Дарко так и врос в землю от услышанных слов.
– Не смей ни к кому приближаться.
– Ты мне не можешь запрещать.
Звонкая пощёчина почти оглушила Дарко. Мать хоть и отбила руку, но не показала и вида, да и казалось, что её ничто не проймёт, лишь глубокая ненависть засела где-то на дне её глаз. Дарко ожидал увидеть что угодно, только не омерзение к собственному сыну, которое исказило лицо матери.
– Я очень жалею, что ты появился на свет не первым. Всё бы отдала, чтобы Волот стоял тут вместо тебя.
Венцеслав, что стоял в стороне, вытирая кровь, хлеставшую из носа, ухмыльнулся.
– Ты и так отдала всё ещё двадцать лет назад.
Лицо матери вытянулось, побелев, как снег, пустые глаза замутились, она сделала шаг и вновь занесла руку, но тут же, охнув, положила ладони себе на грудь. Стоявший рядом Полад успел подхватить её, сбежались и челядь.
– Я отнесу её, – Дарко хотел поднять мать на руки, но та шарахнулась от него, как от аспида.
– Не трогай меня и не подходи, – зло бросила она в сторону сына, будто тот ей лютым врагом оказался.
Его тут же потеснили, Полад потянул его в сторону, уводя за собой в тень. Стараясь унять горечь и злость, что разъедало нутро, Дарко проследил, как княгиню подхватили под руки и повели обратно в терем.
