– А что, князя сильно ранили? – опомнилась челядинка.
– Ещё не знаю, поутру будет ясно.
Зарислава встала с лавки и направилась к двери – заболталась с Верной. Радмила, наверное, заждалась её уже. Однако чувствовала, что волхв Наволод не пустит их к князю нынче, и вернётся она обратно.
Наволод, выйдя на порог своего простого жилья, что находилось подле храма Мары, встретил их суровым взглядом. Сначала он зыбко поглядел на Радмилу, а потом перевёл взгляд на Зариславу, долго смотрел на неё в молчании, как тогда, на княжеском дворе, когда они только прибыли. И девица так же ощутила, как воздух потяжелел, затихли все звуки, будто она попала в дремучий лес, где тяжёлая хвойная крона придавливала её к земле, а все звуки поглощал густой воздух.
– Ступай отдыхать, княжна, – промолвил старец, обращаясь к Радмиле. – Придёшь с зарницей, а сейчас тебе не место здесь.
Радмила раскрыла было рот, чтобы перечить велению старца, но сдержалась, досадливо сжала губы – спорить негоже девице молодой с волхвом многомудрым, да и напрасно это, всё одно – не пустит.
– А травница пусть остаётся, – Наволод пронизал Зариславу серыми глазами, что та вытянулась, как струна на гуслях. И чего она так боится?
– Я чувствую твою силу, ты поможешь. А ты ступай, – велел Наволод княжне.
Радмила смиренно, преклонив голову, стараясь выражать уважение, покинула порог. Наволод же, проводив княжну долгим взглядом, распахнул шире дверь, пропуская Зариславу внутрь.
В избе было натоплено сильно, пахло полынью и крапивой. И только потом травница приметила подвешенные венчики у двери – от злых духов и недобрых людей. Она смотрела на продолговатую, но крепкую спину Наволода, ожидала. Теперь волхв был облачён в простую длинную рубаху, подвязанную верёвкой, рукава засучены до локтей. Он обернулся, оглядел Зариславу, остановив взгляд на туеске. Девица же, пронаблюдав за его взглядом, сняла ёмкость, протянула старцу.
– Нет, в руки никому не давай и не позволяй трогать, – отрезал он. – Пойдём со мной.
И Зарислава пошла. Выйдя из тесных сеней, они пересекли тонущую в темноте горницу, миновали другие двери, вошли в небольшую клеть с низким потолком, где у двери полыхала ещё одна печь. А у дальней стены за кружевным тенником висела полка-божница, и под ней лежал раненный Данияр. Лицо его было бело – ни кровинки, кожа блестела от проступившего пота. На груди полотно белоснежное, успевшее пропитаться тёмными пятнами руды. Зариславе доводилось видеть хворых, а потому сохраняла спокойствие.
– Значит, ты целительница, – промолвил Наволод, ставя на печь чугунок с водой. – И сила твоя в травах. А я чуял, с самого начала, как увидел тебя. Откуда ты родом? Кто же обладает даром таким редкостным? Ты проходи, не стой, садись на лавку, силы береги, они ныне ещё понадобятся. Духи злые отошли от князя, пока ничего не грозит. Стрела дыхание и сердце не задела, но яд причиняет много вреда…
Зарислава сглотнула, присела подле печки, ощущая спиной жар, поглядела на истерзанного князя, перевела взгляд на старика.
– Яд?
– Как и у Горислава. Стрела степняков… пропади они все пропадом, – Выдохнул волхв и присел рядышком, положив на колени широкие ладони с жилистыми пальцами, взглянул на травницу. – Деды не знали беды, да внуки набрались муки, – нравоучительно проговорил он. – Видно, в чём-то виноват великий Славер, раз внук его так страдает.
Наволод погрузился в размышления, и Зарислава не решилась его тревожить. Волхв вскоре повернулся к ней.
– Первый раз вижу, чтобы такая молодая, да силой Богов владела!
Зарислава только сильнее сжала в ладонях берестяной туесок.
– Кто учил, али сама?
– Волхва Ветрия Болиславовна разглядела во мне умение это, старалась направить, показать… – ответила Зарислава, не зная, как по-другому разъяснить её умение.
– Родителей твоих не осталось в живых, это вижу… – пронизывал её взглядом волхв, прищуривая глаза, от чего рябь морщин скопилась у его глаз. – Они были людьми честными, вольными. Ты, видно, в них пошла… За тобой сила огромная, и тебе беречь себя надо. Как же решилась отправиться в даль такую? В наших краях уже и не живут ведуньи, ушли в места спокойные, а те, что остались, погибли от рук врага. Ныне-то тын зыбок, а после смерти Горислава так и вовсе озверели душегубы, у стен таятся, – поведал Наволод и умолк.
Повисла тишина, и только гудел огонь в печи, трещали поленья, тяжело сипело дыхание князя, а вскоре и водица забурлила. Зарислава поспешно откупорила крышку.
– Сильна трава. Молода да сочна. Ну что ж, думаю, очистит кровь, да вернётся князь к жизни, молод ещё для кончины, – сказал спокойно волхв, глядя на полыхающие огневицы.
– Радмила говорит, что это Вагнара виновата в недуге князя Данияра.
– Может, и она, а может, и нет… Но за ней, какие бы обряды ни совершал, не увидел колдовства злого. А питьё её чистым оказывалось. Если и влияла, то только с помощью своей женской силы да хитрости.
– А где она теперь?
– Данияра нашёл Марибор. Вагнара сбежала. Мыслится мне, это она заманила князя в лес…
– Но для чего? Зачем ей смерть его?
– Хотелось бы и мне знать, но то закрыто от меня. Закрыто крепко, заточено замками пудовыми… Ещё когда Горислава сразили стрелой, я пытался найти врага, по чьему злому умыслу это совершилось. Но ничего не узрел, черноту только да мрак.
– Значит, есть враги…
– Враги повсюду.
Зарислава помолчала, подумала о степняках: до Ялыни не добралась ещё напасть эта. Сбрасывая оцепенение, травница поднялась. По обычаю взяв щепотку огневиц зелёных с соцветиями, мгновенно почувствовала, как от груди к рукам в траву хлыну сила. Не теряя времени, бросила в чугунок травы, потом ещё одну горсточку. Волхв наблюдал за ней со стороны, старался не мешать, приготавливая рушники чистые, да воду. Сняв с огня чугунок, травница поставила его на стол, накрыла тряпицей, дала настояться отвару, слила целебную воду в ковш, оставила остудиться.
К тому времени Данияру сделалось худо, с новой силой ударила боль, что пот залил лоб, а волосы и ресницы взмокли. Он натужно сжимал кулаки, выгибался, силился извернуться. Волхв держал его, и когда тот немного успокаивался, Наволод выжимал в холодной воде рушник, терпеливо отирал лицо. Князь, бывало, очухивался от забвения, но только от того не приходил в ум, а всё бредил, выкрикивал имя Сарьярьской девки, всё рвался спасти её, всё кого-то проклинал. Изнеможённый, он разлеплял ресницы и смотрел туманным далёким взглядом, лишённым всякого осмысления.
Глаза его были всё-таки зелены, убедилась Зарислава. И в глубинах их полыхал огонь, который жёг его душу и тело. Выглядел он скверно: от большой потери крови кожа приобрела синий оттенок, под глазами легли чёрные тени, а губы были белы, точно стылый снег.
– Наволод… – позвал Данияр, слабым голосом.
