– Нет у меня родичей, – проронила Зарислава, досадуя, как снизился её голос.
Она увидела, как что-то изменилось в его лице, а затем глаза сузились до щёлочек.
– К братьям, значит, поеду.
– И родни у меня никакой нет.
– Тогда у Богов стану вымаливать, – не отступал он, упрямо сжимая её руку.
– У Богов на меня свои замыслы есть… – отозвалась Зарислава и поджала губы. – Не трать попусту время, – она всё же высвободилась из железных оков хватки, поторопилась к крыльцу, поднялась по ступеням, остановилась и, обернувшись, сказала:
– Более не зови меня на пиры и невестой не кличь, да и подарки мне не нужны. Напрасное это всё, пустое…
Марибор, стоявший до этого времени спиной, обернулся, пронизывая Зариславу острым, как ножи, взглядом. От того ей сделалось нехорошо. И дабы не испытывать более терпение Богов и свою судьбу, она взялась за холодную железную ручку двери, потянула на себя, скользнула внутрь натопленной избы. И только когда осталось одна, всю её проняла дрожь. Теперь княжич более не станет донимать её, оставит в покое. По крайней мере, Зарислава надеялась на это.
Глава 11. Навь-река
Марибор дышал тяжело, с шумом втягивая в себя воздух. Слова Зариславы оставили глубокий след, будто плетью прошлись по его сердцу, били метко и больно. Ещё ни одна так не трогала его душу, от того становилось внутри ещё сквернее. Зарислава не пожелала его, не захотела назваться его невестой, отвергла.
Он сжал кулаки, стиснув зубы. Дёрнулись желваки на скулах, гнев сверкнул холодными искрами в глазах. И если бы кто видел его сейчас, верно бы принял за князя Славера, вернувшегося из Нижнего мира
20 и воплотившегося в Явь. Когда тот гневался, именно так блестели его глаза, также дрожали крылья носа. Только Марибор редко вспоминал своего отца, потому как мало хорошего видел от него.
Какую бы горечь не принёс отказ Зариславы, он не собирается мириться с этим. И сам же виноват, что так всё вышло, самонадеянно подумал, что овладеет ею так скоро и легко. Да, не по зубам пришлись её твёрдость и равнодушие. Будто вместо лакомого кусочка ему подбросили гранит. Теперь он поверил пророчеству лесной колдуньи, которая три зимы назад предрекла ему встречу со златовласой девицей из дальних земель. Предрекла, что эта девица сможет вернуть его на правильный путь да оживить душу. Тогда Марибор не поверил колдунье, укорив её в том, что лесная ведьма слишком часто ходит по Навьим тропам, заглядывая в Нижние и Верхние миры Древа Жизни, и они давно лишили её разума. Колдунья Чародуша не обижалась на его издёвку, лишь щурила глаза и улыбалась мягкими морщинистыми губами, говорила, что быть этому в положенный Богами срок, и Марибор обязательно вспомнит её слова…А ещё предупреждала о том, что холодная Навь-река, что течёт в его крови, может погубить его златовласую спасительницу, и ему нужно быть осторожным в своих решениях.
Тогда, три зимы назад, Марибору не представлялось, откуда могла взяться предназначенная для него невеста в Волдаре, в этом проклятом Богами месте!
О мёртвой реке, что течёт в его крови, старуха говорила часто и много. Говорила, что это происки волхва Творимира. Прежде, чем Марибор появился на свет, волхв окунул его душу в Навь-реку, и тёмные воды впитались в его кровь. И всё, к чему бы ни прикасался Марибор, должно разрушаться и становиться мёртвым. Увы – это всё присказки, а хотелось бы ему, чтобы так и было. Тогда, чтобы погубить Горислава и его отпрыска, ему не пришлось бы сговариваться со степняками и Сарьярьской блудницей. Однако в чём-то колдунья была права: Марибор иногда думал, что в нём самом живут две ипостаси, безустанно борющиеся меж собой, и от того не находил он покоя. Но волхв Творимир, сколько помнил Марибор, никогда не заговаривал ни о какой мёртвой реке.
Всё бы ничего, но старухино пророчество, похоже, сбылось… И теперь не до смеха ему, когда осознал, как неудержимо, всем существом влечёт его к Зариславе, как вскипает и бурлит кровь при виде её, как тепло становится на душе, как отчаянно желание завладеть ей.
А ведь за все его двадцать восемь лет только одна женщина грела сердце – это матушка Ведица. И Марибор со всем уважением хранил память о ней, чествовал её душу на пирах и обрядах. Когда же он увидел Зариславу в Доловске, лёд, что покрывал его сердце, дал трещину: заворочалась душа, пробудилась от забвения жизнь, загорелась пожаром. Теперь Марибор понимал отчётливо, что вызвала она в нём трепет, и поначалу яростно отвергал это, не желая считаться с зовом сердца.
Но с чего он взял, что Зарислава согласится назваться его невестой? Одно он понял отчётливо – ялыньская девица ему необходима как Купало-солнце. Да, именно так представлялась ему Зарислава – озеро, наполненное золотом. И он желал, чтобы она была рядом, стала его.
А сейчас Зарислава будет сидеть подле этого ублюдка Данияра, лечить его раны, касаться, говорить с ним. При этих мыслях кровь закипела в венах, что в глазах полыхнуло алое зарево. Ярость поглотила остатки здравомыслия. Марибор огромной силой воли сдержал себя, чтобы не отправиться за ней, чтобы не забрать из избы Наволода. Но, призвав холодный рассудок, унял пыл.
Он привык терпеть, не спешить. Привык держать голову в холоде, следовать разуму. А потому поступит иначе…
Мысли о мести завладели им. Осознав всё, что случилось за седмицу, за исключением появления в Волдаре Зариславы, Марибор разозлился. Во многом он просчитался – Радмила не уехала, а Зарислава возвращает Данияру жизнь. Вагнару, что имела сильное влияние на князя, теперь таскают по лесам степняки.
– Пусть не вышло сейчас, выйдет немного позже.
В конце концов, он поклялся перед собой, перед Творимиром и Ведицей, перед Марой в том, что отомстит. А слово он своё держит крепко.
Марибор поглядел в глубину темнеющего неба, на котором призрачно поблёскивали звёзды. Вся его жизнь казалось такой же далёкой и беспросветной, где тусклым холодом мерцала его душа.
А всё началось тринадцать зим назад. Марибор смутно помнил своё отрочество до гибели волхва и матери, но внутри до сих пор точит боль. Она сковывает льдом его душу, призывая Марибора расквитаться с теми, кто поселил в нём это проклятое чувство, избавиться от этого изматывающего крика в голове, гари и холода, которые он пытался вырвать с корнем из себя. Много раз пытался, не вышло… Вновь и вновь возвращался в прошлое.
Пламенеющий гнев ушёл, вернулась стылая зима, и Марибору сделалось так холодно, что засомневался – жив ли? После смерти брата Горислава так и вовсе обратился в тень.
Нужно дождаться рассвета. Завтра Зарислава больше не ступит на порог Наволода…
Марибор скользнул взглядом по пляшущему на ветру огню, развернулся и ровным шагом направился прочь со двора. Выйдя к высоким воротам храма, он прошёл между высоченных дубовых столбов Чуров-покровителей.
На тёмно-синем небе храм громадной тенью возвышался под купол неба, будто древнее божество, пытающееся выбраться из тверди земли. Ему было уж много десятилетий. Поставили его жрецы, жившие ещё при князе Славере и волхве Творимире. И прежде святилище предназначалось Богине Маре и Чернобогу, потому как реки в этом месте были холодными, ветра – сильными, а берега – скалистыми, и много народу полегло здесь. А уже потом, когда угроза пошла от степняков, Гориславом был воздвигнут Бог Перун.
