Горели огни у небольшого, для такого массивного строения, входа. Марибор прошёл внутрь. В святилище было спокойно и тихо, лишь несколько жрецов возжигали жертвенный костёр в честь памяти Князя Горислава. Трепыхались языки пламени в глиняных светильниках, подвешенных на цепях к высокому балочному потолку. Бурый свет выхватывал из темноты суровые лики каменных глыб. Самый огромный в середине – Бог Перун, Бог разящей силы. Немного позади Марёна и Чернобог – Боги Нижних миров. Во время ненастья на жертвенник проливается кровь, которая и спасает земли и роды от погибели. Давно уж то не свершалось, и видно, время бед уже близко… Марибор давно считал, что это место гиблое. Быть может, потому, что святилище без Творимира несло смерть и разрушение, требующие жертвенной крови.
Княжич приблизился, разглядывая, будто впервые, Перуна. Взгляд Бога был мрачен, при виде него колебалось что-то внутри, заставляя напрячься каждый мускул.
Горислав порой целыми ночами находился здесь, и верно дух его и сейчас пребывает в святилище – стоит и взирает на брата наравне с Богами. Но даже теперь в Мариборе не шелохнулось ничего – загрубела душа, как эти самые изваяния. После гибели Горислава он каждый день приходил сюда, ждал, что совесть, наконец, да проснётся, и пробудится от зыбкого сна его сердце.
Марибор усмехнулся. Видно не бывать тому. Он мёртв, как эти самые каменные Боги, чьи гранитные сердца оживают, когда на них проливается чужая кровь.
Княжич подумал о Славере. Отца он помнил смутно. Тот был всегда сдержан, хмур и суров. Марибор жил с матушкой Ведицей, а возрастил в нём мужчину и воина волхв Творимир. Жили они в этой самой избе, где сейчас обитает Наволод. Марибор всегда думал, что по злому року ему довелось родиться одним из княжичей Волдара…
Жрецы, возложив на жертвенник требы, подняли руки, взывая к Богам, зашептали молитвы.
…Когда Марибору сровнялось семь зим, Славер попытался забрать его у Творимира и матушки в княжеский детинец, где он пробыл всего месяц, но этого хватило, чтобы сполна испытать унижение, боль и разочарование в жизни, в отце и в людях. Именно тут он узнал, кто он – бастард, нагулянный отпрыск князя Славера. После смерти Ведицы, он семь зим жил у колдуньи, а потом вернулся в город, молодой, в возрасте пятнадцати зим, и одержимый местью. Горислав с холодной брезгливостью отнёсся к младшему брату. На то время у него уже была жена, Ладанега, которая и несла от него ребёнка. Она люто ревновала Славера к Марибору, боялась за своё чадо, за наследство и чин. Да и жена Славера, княгиня Дамира, увидев отрока в детинце, рассвирепела. Это она за семь лет до того подговорила своего сына Горислава избавиться от волхва и колдуньи Ведицы. По велению Горислава их и изгнали, а потом сожгли на краде… Творимир ещё на огне проклял княгиню и её сноху. Впрочем, княгиня Дамира и княжна Ладанега недолго радовались своей победе: первая, захворав, отошла в иной мир, а у второй были тяжёлые роды. Ладанега испустила дух, не сохранив и ребёнка – Данияр остался единственным. Горислав впоследствии имел ещё несколько жён из соседних княжеств, но ни одна не дала ему наследника – уходили из жизни. А потом за ними оправился в забвение и Славер, ладью которого потопило бурей.
Марибор почти не жил в княжьем тереме до воинского имянаречения. А через две зимы случилась беда, разрушившая прежний его мир и прошлое. За что теперь и расплачиваются наследники Славера. И это день он будет помнить вечно…
Оторвав взор от истуканов, Марибор возвратился из раздумий в Явь. Свет гневливо играл тенями на лике Перуна и Мары. Боги молчали, как и молчала его совесть. Отступив, воин направился прочь из святилища.
Он никогда не чувствовал себя нужным в Волдаре. Так уж уготовлено Богами, что места на земле своего у Марибора нет. Он здесь, в Явном мире, просто гость, случайно закинутый по чьему-то желанию. Как говорила колдунья Чародуша, его душу насильно призвал волхв Творимир. И выходит, Марибор не собирался воплощаться здесь, потому и радости от бытия он не испытывал. Этой тёмной стороны своей жизни он избегал, а потому не выспрашивал об этом колдунью. Да и зачем? Волхва давно нет в живых, мать покоится в земле горсточкой пепла, на пожжённом волдаровскими воинами кургане.
И если Боги позволили умереть Гориславу, значит, всё по справедливости…
Он отринул прочь все эти мысли, заставляющие холодеть до бесчувствия, и подумал о Зариславе. Огонь с новой силой обжёг его, разом уничтожая всё тёмное. Растопило лёд. Златовласая девица предстала перед его внутренним взором во всей красе, и Марибор отчётливо увидел её открытый, чуть робкий взгляд. На пиру она несмело поглядывала на него в завесе пара и бликов огней, и внутренний зверь Марибора рычал от голода. А когда он следовал за ней по тёмному переходу, ловя и вбирая её запах слаще сурьи, от которого голова дурела, как мог, сдерживал себя, чтобы не кинуться на свою добычу. И меньше всего это было возможно, когда Зарислава пролила воду на себя, и мокрое платье облепило изгибы её тела, от вида которого всё воспламенилось внутри. Ледяная мёртвая вода в его крови мгновенно закипала. Марибор почувствовал, как от таких помыслов в паху нарастает напряжение, ноюще потянуло, едва ли не до беспомощного стона.
Невыносимо! Что может эта девица сотворить с ним одним лишь своим видом! Пробудила в нём охотника, разожгла костёр желания и возбуждения. Терпеть это он бессилен. И нужно что-то с этим делать…
Проходя через княжескую трапезную, Марибор заприметил девичьи фигурки, гибкие и подвижные – челядинки, что ловко прибирали стол. При виде воина они затихли.
Из женщин в крепости были только холопки, и те немногочисленны, стряпухи да швеи. Марибор, поравнявшись с одной из девиц, Доляной, обхватил её поперёк пояса, прижал к себе. Та, засмеявшись тихо, завилась в объятиях, пытаясь высвободиться, и только дразнила сдавить сильнее. На лице другой читалось одно – почему он выбрал не её?
У Доляны была русая с рыжиной коса, длиннее и гуще, чем у Щедры, к тому же дивно обрамляли завитки волос румяное её лицо, на котором искрились большие, серые, как железо, глаза. А ещё Доляна соблазняла своими плавными и мягкими формами.
Опустив её на пол, Марибор негромко сказал:
– Ступай за мной.
Последовав за ним, Доляна бросила короткий взгляд на Щедру, оставляя её в глубокой досаде.
Доляна едва поспевала, почти бежала за Марибором, безропотно повинуясь ему, румянясь на ходу, что пирог в печи. В его постели холопка до появления в Волдаре Вагнары бывала иногда. Когда же появилась Сарьярьская княжинка, Доляна поначалу ревновала до позеленения и долгое время обижалась.
Ещё немного, и она забудет о том окончательно…
Марибор завёл её в опочивальню, прикрыв дверь, оглядывая девицу голодно и хищно с ног до головы, дёрнул тесьму на штанах, высвобождая затверделую плоть, и, подхватив девку, опрокинул её на постель. Та смотрела на него во все глаза в недоумении. Он повернул её набок, задрав подол рубахи до поясницы, оголив её белые бёдра и мягкие места.
– Как же Ваг…– проронила челядинка, но не договорила.
