— Передай весточку от меня Ветрии Болиславовне, пусть не тоскует обо мне, пусть знает, что у меня всё хорошо, всё сладилось, — сказала Зарислава, чувствуя, как ком подкатывает к горлу.
Всё же, как ни пыталась утешить себя, а сердце тосковало по волхве.
Травница поднялась, пересекла покои и поставила чура на полку-божницу. На ней среди утвари нашёлся и масляный светильник. Зарислава зажгла фитиль лучиной. Живой огонь вмиг озарил угол, давая надежду и силу. Тени заиграли, оживляя деревянного старца, и теперь он, казалось, и не хмурился вовсе. На душе тоже посветлело.
"… силу тёмную показали, судьба Вагнары связана с колдуном, не простым, а что есть не человеком, начало его звериное", — вспомнила вдруг Зарислава наставление волхвы. Так отчётливо прозвучал её голос, будто перед ней прямо и стоит, — "… пусть оберегает тебя от чёрного глаза и беды. Носи его всюду…"
Что ж выходит, матушка не ясно истолковала резы? Марибор хоть и был повязан с Вагнарой, и колдун он, и течёт в нём навь-река, как рассказывала Чародуша, но опасаться его Зариславе не пришлось, всё наоборот вышло, отдаст она обручье, и это Марибору следует остерегаться её…
Снизу послышался топот и шум, потом мужские голоса. Сердце запрыгало так, что Зарислава сперва не смогла даже пошевелиться, но стук в дверь всё же заставил вздрогнуть. Никак случилось что!? Травница без промедления кинулась открывать дверь.
На пороге стояла Весняна, выбранная ею намедни прислужница. Глаза её были круглые, что блюдца, губы дрожали.
— Что? — спросила Зарислава, сжимая в кулаки похолодевшие пальцы.
— Хозяйка, там беда случилась. Поспеши.
Сердце Зариславы разом оборвалось, она не помнила, как выбежала из покоев, не помнила, как сбежала с порожек, как очутилась в горнице, замерла у двери, притаилась, когда в терем зашли белый, что снег, Заруба и хмурившийся Стемир, а за ним, Марибор. Зарислава пошатнулась. Марибор зажимал левой рукой с рушником затылок, да только полотно хоть выжимай — всё пропитано кровью.
— Князь, ты бы хоть посоветовался с нами, известил, что устроишь поединки, — бурчал Заруба, проходя вглубь терема.
— Ты же знаешь, что их проверить ещё нужно каждого, — подхватил Стемир, насупившись. — А мечом махать — так это всякий горазд, главное дело — как?
Марибор только прострелил острым взглядом спину Стемира и, казалось, побледнел ещё сильнее, так, что губы посинели.
Зарислава, сжав руки в кулаки, пытаясь скрыть страх и волнение, обернулась на одеревеневшую позади неё Весняну.
— Воды неси и полотно, — велела она. — Стой! Сперва к Пригоде за снадобьями, чтобы кровь остановить.
Девка без промедления ринулась в подклети, только и слышны были стихающие торопливые шаги.
Зарислава, не находя больше надобности таиться, шагнула из прохладной тени дверного проёма навстречу вошедшим.
Взгляд Марибора обжёг холодом, который тут же отозвался в груди Зариславы, что так и остановилась в растерянности посередине горницы, гадая, желает ли он её видеть, или бы отослал куда подальше? Но взгляд Марибора быстро смягчился, рассеивая сомнения.
— Вот, не уберегли, — разорвал воцарившееся напряжение Заруба, — в твои руки передаём, — могучий, сильный воин вдруг раздосадовано и беспомощно глянул на Марибора.
Князь мельком скосил на него глаза, давая знак, чтобы тот уходил.
— Никого не распускайте, — сказал Марибор с напряжением, будто сквозь боль. И в самом деле, поморщился. — Заруба, и ты, Стемир, займись отбором. Чуть позже выйду.
— Да ты не торопись, князь. Отлежись.
— Идите, — ответил Марибор, не желая больше разговаривать попусту.
— Ты уж прости, — буркнул тысяцкий уже с порога, обращаясь теперь к Зариславе.
Больше не найдя слов, он сжал кулак, злясь на себя, вместе со Стемиром вышел, только и послышались тяжёлые, шумные шаги, которые травница уже могла различить среди множества других.
Зарислава медленно приблизилась к Марибору, оглядев его. Волосы на шее намокли от крови так, что и ворот рубахи напитался ею, окрасившись в тёмные разводы, и это вызвало ещё большее беспокойство.
— Присядь, — попросила она.
Марибор, выказав едва видимое сопротивление, всё же подчинился, сел на скамью. Зарислава подошла со спины, коснулась его руки, чтоб тот разжал пальцы в бурых разводах. Приняв рушник, она отняла от головы полотно. Рана была сбоку, чуть ниже затылка. Из неё непрерывно и сочилась кровь.
— Что же случилось? — не стерпела Зарислава.
— Упал.
Она терпеливо сжала губы.
— Князь не вовремя шутит.
— Я не шучу, но… — Марибор замолчал, когда Зарислава попыталась убрать волосы, — упал не сам.
— Ясно. Голова болит?
— Несильно, — через силу выговорил он.
— Кружится?
— Рядом с тобой не может не кружиться.
Зарислава сильнее сжала полотно в подрагивающих пальцах, чувствуя, как жар приливает к её щекам. Хорошо, что не видит её сейчас.
"Жаль, огневиц не осталось", — с досадой подумала она, не видя, ничего кроме спины и затылка Марибора, даже показалось, что в горнице стало темнее.
Подоспела Весняна с лоханью воды, рушниками и мелко стёртыми в порошок листьями крапивы в узелке на правом локте.
Когда Зарислава промыла рану и присыпала травами, кровь помалу приостановилась, но не совсем, и потому пришлось перевязать голову чистым лоскутом. Весняна забрала выпачканные рушники и воду, унесла с горницы, оставив хозяев наедине.
Завязав узелок перевязки, Зарислава отступила.
— Придётся походить так, пока рана не затянется.
Марибор повернулся, окидывая Зариславу благодарным взглядом.
— Но лучше, прав Заруба, отлежаться бы надо. А я схожу к Пригоде, возможно у неё найдутся снадобья, чтобы боль унять.
Марибор задумчиво осмотрел её с ног до головы, протянул руки и, обхватив запястье Зариславы, притянул к себе.
— Пустое это. Не нужно, — проговорил он вкрадчиво, что даже, показалось, будто воздух зашевелился, обволакивая её волнами.
Зарислава хотела, было, возразить, что лучше послушаться, но Марибор, посадив её себе на колено, погладил косу. Его тёплые губы скользнули по щеке, нашли её губы, завладели. И Зарислава поняла, как Марибор соскучился по ней. Только теперь она уяснила, насколько поцелуи могут быть разными: и согревающими, и распаляющими желание. Дыхание Зариславы задержалось, и вся она задрожала. Не думала, что за одну ночь может соскучиться по его поцелуям и ласке. Туман дурмана заполнил голову, не позволяя соображать ясно. Обняла его за шею, отвечая на желанные поцелуи. И только потом закралось опасение, вынуждая отстраниться.
