"Ждать".
Разделив выбранных воинов по старшинству, Марибор сразу отобрал двоих отроков, которым только и намечалось по тринадцатой зиме. Им сулит справляться с подсобными делами да быть на побегушках у воевод, но, несмотря на такую неприметную участь, им повезло куда больше. У них есть возможность в самом княжьем тереме обучаться всякому мастерству, и, когда настанет срок перейти в дружину, они будут хорошо подготовлены. Конечно, это будет зависеть от того, насколько пожелает того отрок, а то, может, и понравится так в прислужниках и ходить. Что ж, для тех жизнь станет без бед под защитой, в тепле и сытости, даже семьёй обзавестись смогут, да только дети их так же останутся прислуживать другим. Таков порядок, существующий уж много веков.
Старших кметей Заруба оставил под своё попечительство, не забыв и сыновей волхва — Велебу и Трияна. Младших забрал Стемир, в том числе и Всеволода. К отрокам его уж грешно было причислять, тем более, с такими умениями.
Обряд в посвящение пройдёт позже. По обычаю, месяц воин должен показывать себя в службе, пройти испытания, только потом принять от князя меч. Пока Гоенег давал благословение богов, в дружинной избе во всю длину сдвинули столы для того, чтобы разместилась сотня мужчин. Стол, ясное дело, собрали для того, чтобы распить братину, приобщиться к теперь уже большой «семье», посидеть рядом плечом к плечу, потолковать.
Вести пронзительные речи Марибору никогда не предоставлялся случай, а потому он обошёлся коротким напутствием на славную и верную долголетнюю службу, пустив братину по кругу.
Блеснул за окном последний алый отсвет заката, и, несмотря на то, что в стенах сделалось от множества дыханий душно, избу сразу поглотили холодные тени, прихватил пальцы холод — всё ж здесь пока не топили.
Заруба о чём-то переговаривался с новоиспечёнными, отвечая на бесконечные вопросы мужей. Стемир, усадив рядом с собой Всеволода, неспеша потягивал мёд, уставившись задумчиво в пламя свечи, вслушиваясь в гул, который подняли парни.
Всеволод так же молчал, в разговор не вовлекался, а всё поглядывал на других, изучал. И снова напомнил Марибору прошлого себя. Он точно так же вёл себя за пирами, кои устраивал его брат Горислав, так же отстранённо наблюдал за всеми, а другие не подозревали, что внутри отрока зреет лютая ненависть ко всем тем, кто был так или иначе причастен к смерти матери. Всех, кто был связан с Гориславом, Марибор заочно считал врагами. Скованный бронёй неверия, вспыльчивый, спесивый, ещё не желающий разбираться в чувствах, поступках других, готовый выдрать глотку каждому, кто пойдёт против него. Таким он был, и если бы не воспитание Творимира... Как бы Чародуша ни убеждала его, что старик только навредил ему, а всё же при нём много пользы было. Он взрастил волю и дух, научил смирению и терпению, и только благодаря этому Марибор выжил. И стоило в его жизни появиться девице, которую он возжелал сделать своей, в нём начались изменения, и сам он не мог распознать, что именно происходит с ним, и способность, о которой он до какого-то мига и не помнил, дала о себе знать.
Связано ли это как то с Зариславой, Марибор не мог понять, но чуял, что всё не просто так, что-то должно случиться.
"Понять бы, что?"
Не об этом ли упомянула намедни Зарислава? Она ведь тоже почуяла перемены, но что может ещё случиться?
Червь сомнения сидел глубоко, время от времени напоминая Марибору, что не всё так гладко, как кажется на первый взгляд.
— Князь, — услышал он голос Вратко, не сразу ощутил, как Зарубра, положив ему руку на плечо, потрепал.
— Князь! — позвал Заруба. — Тебя ожидают у храма.
Марибор перевёл взгляд на воеводу, тот согласно кивнул, мол, иди, я справлюсь дальше сам. Поднявшись, превозмогая гудящую боль в голове, к которой он за целый день привык, пошёл к выходу.
— Вратко, не провожай меня, — остановил он кметя, как только заметил, что тот следует за ним. — Лучше помоги Зарубе.
— Воля твоя, — отозвался кметь и, развернувшись, побежал обратно в избу.
Марибор поднял глаза. Кое-где были видны просветы — холодные озёра в сизом, тающем в вечерних сумерках небе. За целый день земля не просохла, да к тому же пасмурно. Похоже, матушка-осень решила наступить раньше обычного, предвещая суровую зиму.
"Марёна не упускает своего случая погулять на широкую ногу".
Марибор и не заметил, что шаг становится всё быстрее. Каким-то чудом схлынула головная боль, и князь теперь слышал не гудящий звон, а хруст сухой травы под ногами. Миновав постройки, он вышел на окраину острога и пошёл по натоптанной людьми тропке, коих было много, но все они вели к одному месту — храму на холме, и с высоты, верно, напоминали паутину. Поднимались ввысь клубы дыма. Но вокруг никого, пусто.
Марибор нахмурился — Зарислава слишком припозднилась. Пусть храм — место священное, но девице разгуливать по ночам не пристало. В грудь толкнулось волнение. Быть может, она желает отдать обручье под взорами Богов? Однако стоило ему приблизиться ещё на пару вёрст, он почуял до боли знакомый запах и с разочарованием понял, что внутри храма его ждала вовсе не травница. Но, в то же время порадовался приходу Чародуши. Не успел он подойти ко входу, в ворота вышла низкая женская фигура.
— Хвала присветлой матери, — встретила его радушным и чуть тревожным возгласом Чародуша.
— Я уж думал, ты так и не вернёшься, — отозвался Марибор, приблизившись.
— Как же я могу.
Колдунья оглядела Марибора так, как оглядывает мать своего сына, когда видит его после долгой разлуки. Впрочем, Марибор мог ошибиться, он не знал таких встреч в своей жизни, а если что и испытывал, то память навсегда заперла это под пудовыми замками, ключи от которых он потерял безвозвратно.
Колдунья обеспокоенно оглядела голову воспитанника.
— Что с тобой случилось?
— Ерунда, — отмахнулся Марибор, разглядывая, казалось, помолодевшее за время неведения лицо Чародуши, гадая, как ей удаётся сбросить с себя лета.
— Значит, ты знала обо всём этом и молчала? — сорвалось с уст Марибора — совсем не то, что он желал спросить в первую очередь.
Чародуша вытянула шею, вглядываясь в туманное марево — не подслушивает ли их кто.
— Пойдём, здесь не самое тихое место для разговоров, да простят меня Светлые Боги.
Повела колдунья вовсе не в острог, а всё дальше от храма и от самого мыса, устремляясь к чаще.
Остановившись перед высившимися и чуть кренившимися на ветру соснами, она воздела руку, сложив пальцы в замысловатый знак, резким движением начертала в воздухе какой-то символ. Сколько Марибор знал колдунью, а такой знак впервые видел. Однако вопросов не стал задавать, молча последовав за ней.
Вскоре, пойдя сквозь заросли ольхи и клюквы, они вышли к низкой избе. Из щелей между ставен сочился свет — к удивлению Марибора, горел светец, озаряя часть невысокого порога. Значит, вот куда она так надолго уходила, — понял Марибор и снова промолчал. Пусть колдунья сама обо всём расскажет, уж теперь времени у них для этого предостаточно. И он готов был слушать её хоть до зари.
