— Пойдём, — поманила она, высвобождая его руку.
Заминка Всеволода длилась недолго, подобрав кожух и вернув меч в оружейную, вместе они вернулись в терем. Усадив его на скамью в горнице, Зарислава отправилась за водой и чистыми лоскутами. Найдя всё это в клети чернавок, коих не оказалось в хоромине, она вернулась, невольно застав Всеволода врасплох. Он явно чувствовал себя не в своей колее. Растерянно озирался и мял кожух в руках.
— Гоенег никому не позволял сюда входить.
Присев рядом, Зарислава, изъяв из его рук кожух, положила рядом.
Раны оказались на обеих руках. Смочив, ткань она осторожно принялась протирать ссадины от крови и пыли. Грязь уже въелась в раны, пришлось тревожить их, но Всеволод даже не поморщился, казалось, что вообще не чувствовал ничего. Точно, как медведь толстошкурый.
— Тот хоть живой остался? — спросила Зарислава, ощутив, как Всеволод ухмыляется.
— Не знаю.
— Может, ему помощь нужнее?
— Может…
Зарислава укоризненно качнула головой. Что ж, такова мужская природа, отстаивать своё право, потому она благоразумно промолчала. Присыпав травами стёсанные места, где и живого клочка кожи не стало, умелица обмотала их лоскутами, плотно перевязав концы на ладонях.
— И что скажет Заруба, увидев это? — посмотрел обречённо на свои руки Всеволод.
— Ничего не скажет. И лучше тебе пока не тревожить их. Не хватало, что бы воспалились. Кости хоть целые? — спросила Зарислава и поняла, что глупость сморозила, ведь только недавно она наблюдала, как тот справляется с оружием — с перебитыми костями не получилось бы. Но юноша, дабы усмирить её волнение, демонстративно пошевелился всеми пальцами одновременно, от чего травница не смогла не улыбнуться.
— Так ты скажешь, где они живут и почему Заруба отказался от такой помощи?
Всеволод опустил руки и разом посерьёзнел.
— У Слепого кряжа. День пути от острога. Дело в том, что они могут потребовать за свою помощь плату.
— Какую же? — не стерпела она от любопытства.
—Кого-нибудь из людей, и скорее всего, девицу.
Зарислава едва сквозь пол не провалилась, покраснела до самых кончиков ушей, что даже задохнулась от прихлынувшего жара. Рассеянно посмотрев перед собой, отвернулась, складывая мокрые лоскуты.
Уж спрашивать, для чего им они, она не осмелилась, и так понятно. В её деревне было много случаев, когда медведи крали девиц, и возвращались те потяжелевшими.
Всеволод, видя её напускное равнодушие, поднялся со своего места.
— Я дождусь князя, можно найти и другой выход, — сказал он и направился к двери, вышел, оставляя Зариславу в полной растерянности и в смятении.
Если удастся с ними договориться, то это спасёт людей и острог от уничтожения врагом. Он прав, лучше лишиться одного, нежели погибнут все. Травница тряхнула головой. Боги, о чём она думает? Кто добровольно пойдёт в логово к зверям? Разве только сама она... Зарислава обхватила обручье, страшась собственных мыслей. Поскорее бы вернулся Марибор. Вспомнив о князе, она выглянула в окно. Втянув глубже в себя прохладный воздух, мысленно взмолилась о том, чтобы Марибор скорее возвращался. Одна лишь мысль о нём вызывала необоримую тоску, настолько сильную, что даже в груди ломило.
Глава 15. Ловушка
Марибор отрыл глаза, приподняв голову, но тут же зажмурился, унимая подкативший ком дурноты. Лодка, в которой он лежал, мерно покачивалась, как колыбель. Князь помнил, что был в горнице колдуньи, возле теплого очага. Теперь он в нави. Попытался пошевелиться, но не вышло — невидимые путы препятствовали тому, будто наложенные кем-то чары. Козни ли это духов? Кому он понадобился?
Бессильный что-либо сделать, Марибор смиренно откинулся на спину, вглядываясь в затянутое серыми облаками небо. Из глубины далёкого неба, будто из белёсой пустоты, порошил снег, падал на лицо, чуть покалывал кожу. Время шло, однако никто так и не появлялся, никто не охотился на него, но чары не спадали, и ко всему Марибора не отпускало смутное чувство, что за ним кто-то наблюдает. По-видимому, были первые заморозки, холод начал прокрадываться под одежду, забирая тепло. Если он так и будет продолжать лежать тут, то околеет.
Глотая холодный воздух, Марибор вновь сделал усилие разорвать колдовство. Резко дёрнувшись, он внезапно ощутил, как чары разорвались, и, не удержав равновесие, завалился набок, опрокидывая следом и тяжёлую лодку. Всплеск — и он с головой ушёл в глубину. Ледяная вода мгновенно впилась тысячами иголок в кожу, как туча голодных рыб. Марибор задохнулся, извернувшись, справляясь с толщей вод, вырвался на поверхность, судорожно схватил ртом стылый воздух. Немедля, пока лёд не свёл тело судорогой, мощными гребками поплыл к серому, погружённому в туман берегу. Там, у суши, тонкий лёд и вовсе сковал воду. Стоило ступить на него, и хрупкий прозрачный панцирь ломался под тяжестью шагов, глухо отдавался по округе и растворялся в пустоте. Тяжело дыша и слыша туго бьющееся собственное сердце, он взобрался по косогору. Ощущая непосильную тяжесть мокрой одежды, что липла к телу, как беспутная девка, остановился. Смахнув с волос воду, огляделся. На много вёрст от него простирались глухие, погружённые в зимний сон леса, обласканные тяжёлым густым туманом. Лес мутным силуэтом растворялся вдали, превращаясь в густые сизые массы. Ни деревеньки, ни захудалой избёнки вокруг не предвиделось. Ко всему было так тихо, что уши закладывало — никакой живности, даже вороньё, которое обычно гнездится на макушках осин и то будто не существовало здесь.
Сжав закоченевшие пальцы в кулаки, Марибор тихо выругался. Разгулявшийся было жар от ледяного купания начал остывать под ощутимым морозцем, вынуждая содрогаться. А ведь в прошлый раз, когда он погружался в подобные видения, он не чувствовал ничего. Видно, Чародуша переусердствовала малость с зельем. Хотелось бы в это поверить, иначе он не мог найти объяснение тому, что с ним сейчас происходит, и понять, куда память закинула его в этот раз. Однако строить догадки толку нет, нужно двигаться, иначе он замёрзнет тут к лешей матери.
Поднимаясь по каменистым перекатам холмов, старался держаться кромки и уже миновал излучину другую, но так на пути ничего и не встретилось. По левую сторону виднелась ровная гладь воды. По правую стоял особняком голый неподвижный лес. Изредка в серой однородной массе мелькали одинокие белые тонкие стволы берёз, словно высушенные временем кости, и, судя по сгущающимся сумеркам, наступал уже вечер, но путь так и не изменился. Если это то, что ему суждено знать, то зря, выходит, согласился пойти в навь.
Когда уж стало совсем темно, Марибор остановился, вглядываясь в серую гладь реки, размышляя о том, как ему очнуться от небытия. Пройдя ещё пару вёрст, он буквально врос в землю. То, что предстало его взору, повергло его в глубокое смятение. Это был берег Тавры. В этом не было сомнений — за высоким кряжем виднелся родной берег и высокая крепь Волдара, множество мостов, ладей. Добрался.
