Травница услышала за спиной, как Пребран приблизился, ощутила движение воздуха и тепло, хоть и скудное.
— Я умру без тебя, Зарислава. Я сделаю всё, что велишь. Скажешь броситься в реку — брошусь. Мне без тебя всё не мило. Прости меня, прошу. Прости… — шептал он непрерывно дрожащим голосом, как умалишенный.
Почувствовав его ледяную ладонь на своём плече, она поёжилась — холодная колючая волна разбежалась по телу. Но как ни странно, не попыталась немедленно отпрянуть, только опустила взгляд и отвела его в сторону, ясно понимая, что ему и впрямь нужна помощь. Ощущала сквозь прикосновение, как застыла в нём крупицами жизненная сила, и была она настолько скудная, что травница не понимала, как до сих пор он жив. И нужно было что-то немедленно делать. Зарислава развернулась и мгновенно оказалась в его объятиях. Вобрав в грудь воздуха, она затаилась.
— Я прощаю тебя, — выдохнула.
Пребран окаменел, глядя на неё бегло, но мутно. Кажется, смысл слов начал до него доходить — пелена сошла с его глаз, делая взгляд чистым, словно омытым горным родником. Решение пришло из глубины души. Скрытая сила толкнула её вперёд и Зарислава, повинуясь внутреннему порыву, поднялась на носочки и приникла к его холодным обветренным губам, обхватив шею. Этого было достаточно, чтобы придать ему жизненную силу так, как когда-то она придала её Данияру, пусть и другим путём. И когда тёплая волна пошла по телу княжича, Пребран не позволил ей отстраниться, задержал, сдавливая осторожно, продляя поцелуй.
Глава 20. Марибор
Это была самая длинная ночь.
И когда схлынул запал, Марибор смог трезво обдумать всё случившееся. Сперва на степняков напала дружина, племя берлогов подоспело немного позже и, как оказалось, вовремя. Враги пали, не ожидая такого подвоха. Вагнера плохо продумала свой замысел, не рассчитав и не оценив силы. За время боя Марибор не видел её, верно, княженка сидела всё это время в засаде. Беры нашли её по запаху…
Марибор невольно поморщился. Каждая мышца налилась тяжестью и горела, и сам он был весь тяжёлый, как каменная курганная плита. И ещё не понимал, нужна ли ему помощь. На плече кровоточила резаная рана, ныло где-то под лопаткой — степняки всё же смогли зацепить его. А ведь до сего мига не чувствовал ни боли, ни устали, но как только последний враг был повержен и пленён, силы разом покинули его.
"Не время размякать", — мысленно сказал он себе. Ещё много предстояло сделать.
Марибор нагнулся и, отерев меч о полу стёганого кафтана раскинувшегося на земле врага с вывернутым неестественно плечом, вложил его в ножны.
Рассвет медленно заливал деревню золотом, озаряя, то, что осталось от Кривицы. Кружил в дымном воздухе пепел, оседая на кожу тёмными, как смола, крупицами. Он попадал в глаза, от чего те слезились, застревал в глотке, вызывая тошноту и кашель. В рассветном небе парили ширококрылые вороны, верно, чуя кровь.
Ступая по жухлой траве, которую сковал лёгкий морозец, Марибор мрачно окидывал взглядом ещё дымившиеся постройки, обвалившиеся крыши, разгромленные овны, тлеющие дубовые ворота. Много разрушений, но если выбрать сноровистых кровельщиков, то за две седмицы можно поставить новые срубы и успеть до первых крепких морозов заселиться.
Взгляд его застыл на высоком двухъярусном тереме. А ведь ещё недавно Марибор останавливался на ночлег в этих самых хоромах. Терем стоял нетронутый, только немного было пожжено крыльцо, подклети, но в целом дом сохранился, будто заговорённый от огня. Слава богам, людей, что были заперты внутри, удалось спасти.
Неподалеку он завидел сыновей Гоенега Трияна и Велебу, которые собирали оружие да таскали наравне с другими раненых и убитых врагов за околицу. Там-то и расположилась вся княжеская дружина. Одни разговаривали, другие угрюмо молчали — это была их первая битва, и они прошли её, показав всю свою отвагу.
"Как возвратимся в острог, обязательно нужно будет устроить братчину да в храм дары богам поднести за удачный бой и победу".
Некоторые воины умывались в большом деревянном ушате, но как только завидели князя, сразу поднесли кадку с водой, чистую рубаху и рушник. Стянув давящую, ставшую невыносимо тяжёлой броню, Марибор оголился до пояса, смыл прохладной речной водой всю скверну с лица, шеи, рук, груди, и, несмотря на то, что раны нещадно щипало, мысли его посвежели. Жгла вода, как если бы это был кипяток, пришла и бодрость, остудилось дыхание.
Аколим появился перед ним неожиданно. Седые волосы старосты были растрёпаны, морщинистое лицо в саже, только светло-золотистые глаза блестели ярко и молодо, будто после смертоносной схватки. Тарас подошёл следом за отцом, склонился перед князем в низком поклоне. Теперь весть разнесётся по окрестности о победе агдивцев над степняками, потянется народ. Марибор, закатав рукава чистой одежды, ненароком вспомнил о деревне Лесовики. Староста Онег ведь так и не появился в его чертоге.
"Теперь нагрянет, поди", — усмехнулся про себя, хотя радостного тут мало было. Никогда ещё здешний народ не знал беды, а жизнь в страхе от того, что степняки теперь прознали путь к Деннице, это не жизнь вовсе. Марибор не успел оглянуться, как собралась перед ним целая толпа. Потрёпанные мужи смотрели хмуро и вместе с тем твёрдо. Аколим выступил вперёд.
— Сыновья, — начал он громко и с нажимом, обращаясь к своему народу. — Настанет зима, а после зимы — весна, набухнет земля, расцветут луга, построятся новые избы.
Лица мужей стали озадаченными — о чём это староста толкует?
— Вновь придут степняки, затопчут пашни, сожгут избы, уведут детей и жён. Так будет из года в год, мы будем строить дома, сеять зерно вновь и вновь, пока опять не придут тати, и мы снова не положим в сырую землю своих сыновей. Придём же к князю нашему, чья сила огромна, чей гнев разобьёт вражеское племя!
Глаза селян загорелись мгновенно, спала пелена утраты и печали. Старик умел разжечь сердца, за это ему хвала и поклон.
— Примешь, княже, под своё крыло? — спросил он, обращаясь к Марибору.
Тот окинул толпу задумчивым взглядом.
— Что ж, народ мне нужен, ворота Агдива открыты, места всем хватит.
Староста твёрдо кивнул, глаза его сверкнули немой радостью.
Кто-то тронул Марибора за плечо.
— Вождь ждёт тебя, — тихо, оповестил Заруба, склонившись к уху, напоминая о важном.
Марибор сглотнул сухую горечь, в ставшую в горле песком. Пора рассчитаться с Рагдаром и разойтись по добру.
Вместе они вышли из покосившихся массивных ворот с могучими столбами, прошли к шатру, что поставили вожди степей на отшибе, в нём и держали княженку. По пути встречались уставшие воины, в лицах которых, не смотря на тяжёлую ночь, читалась радость победы. Но вместе с тем и боль потерь — о них ещё предстояло узнать.
Марибор угрюмо отвёл взгляд, сжав зубы, ощущая, как сердце накаляется до жара яростью, словно глина, вот-вот и треснет. Предстоит увидеть ту, с кем встреча была самой нежеланной, но он должен узреть в глазах Вагнары если не поражение, то страх, хотя, и то, и другое представлялось плохо, и рассчитывать на то, что девка раскается, не стоит. Но всё же...
