— Пей, а то остынет.
Ладимира вздрогнула, повернулась к костру. Никрас всё ещё был рядом и верно наблюдал, как она только что пялилась на доловского княжича. Девка опустила ресницы, пряча взгляд, но тут же встрепенулась. Довольно раскисать, хотя в той топи, в которой она оказалась, дно уже было близко. Она через силу подняла чарку к губам, делая глоток, глядя поверх посудины на Никраса. Невольно закралась мысль — не узнали ли другие о её похождении? Но кметю не было до неё дела, щерясь от клубов дыма, что валил ему в лицо, он ворошил угли палкой, чтобы костёр разгорелся жарче. Зажимая в другой руке плошку, мужчина делал глотки между делом.
Похоже, княжич с дружинниками решили сразу отделиться, и в скором времени она вместе с приставленным сопровождающим отправится восвояси, а воины продолжат путь в Орушь.
— Что же, из родичей никто не пошёл с тобой? — спросил Никрас, мельком посмотрев на путницу.
— Отец погиб позавчера.
— А… — сделал он ещё глоток спокойно, не торопясь, — вон оно что… А братья есть?
Ладимира мотнула головой. Все девки в роду. Матери не стало, как последнюю родила.
Ладимира погрузилась в воспоминания. Мать она плохо помнила, тогда ей-то всего три весны от роду было. А вот старшей сестре, Найде, уже десять сравнялось, она и стала хозяйкой, помощницей отцу, и за младшими сёстрами присматривала. Золину нянчила, кормила козьим молоком, пеленала, всюду с собой таскала. Заботилась обо всех… Потому повзрослела она раньше срока, вышла замуж тоже раньше и осталась вдовой самая первая. И теперь в чужих руках.
Ладимира вдохнула и поёжилась от прокатившегося по плечам озноба.
«И в чём Найда провинилась перед богами, за что такая участь?» — разрывалось всё внутри от несправедливости и непонимания.
Уронила взгляд вниз, поджимая губы, испытывая неумолимую горечь. Руки все в царапинах. Она повернула ладонью к себе — кожа разодрана, попыталась сжать — больно. И вообще вся она была ныне разбитой, саднило горло, скребло горячее варево нёбо, а голова раскалывалась. И теперь весь её замысел казался непосильной ношей, обрушившейся на её хрупкие девичьи плечи. Наблюдая, как Никрас собирает тёплые вещи, она поторопилась допить угощение.
Переговоры дружинников ещё не прекратились. Ладимира, оставив плошку, коснулась волос. Растрёпанные. Только теперь заняли её мысли, как жалко выглядит она в глазах княжеских кметей. Свернув волосы, она сунула их под шапку. В подстилке из шкур отыскала и суму, а постель скатала, отряхнув от снега — её бы вернуть. Попыталась поднять, но связка тут же была перехвачена.
— Лади, тебе никто не говорил, что ты берёшь на себя слишком много? — прозвучал рядом проникновенно-мягкий голос.
С сердца будто камень упал, и ноги сделались тяжёлыми, руки — похолодевшими. Ладимира на миг растерялась от того, что княжич застал её врасплох, вспыхнуло было раздражение, но подняла взгляд и онемела, нырнув в серые с сетью охристых паутинок вокруг зрачков глаза. Теперь, вблизи и при дневном свете, рассмотрела всё богатое разнообразие этого неприметного оттенка. Но больше всего её удивило, что во взгляде Пребрана не было той насмешливости, которую она ещё недавно вообразила себе, так же не было ни осуждения, ни укора. А было то, что она ждала меньше всего — тепло. Взяв под локоть скрутку медвежьей шкуры, он подхватил с земли и её суму, которая тоже была нелёгкая. А это зачем? Ладимира поздно спохватилась.
— Что ты там носишь? — хмыкнул Пребран. — Булыжники, что ли? Зря ты ими не воспользовалась, могла бы справиться с волками и без нас.
Никрас хохотнул, выводя Ладимиру из оцепенения, она нахмурилась, уж ей не до шуток. Гневно вырвала из его руки суму.
— Вот и я думаю, что без нас — никак. Иди, — княжич кивнул в сторону собравшихся в путь кметей, велев дружиннику присоединиться к остальным.
Никрас не заставил себя долго ждать.
Ладимира так и вросла в землю, провожая его взглядом, ничего не понимая. Стало непонятно, с чего вдруг такая его перемена. Ночью он дал ясно знать, что не изменит своего решения. Что же случилось?
— Почему? — спросила только, но тут же прикусила себе язык. Зачем ей это знать?
Она пожалела вдвойне, когда Пребран мгновенно изменился в лице, а взгляд будто затуманился, расширились зрачки.
— Потому что, Лади… — он слегка склонился, заглядывая ей в глаза, — …мне понравилось, как ты целуешься, хоть и очень неумело.
Жар плеснул к лицу так, будто её обдало варом, Ладимира невольно уронила взгляд, испытывая жгучий стыд, и тут же ресницы вспорхнули. Уж как бы Пребран ни старался раздосадовать, разозлить её, а нужно держаться непреклонно, и раз начала, не отступать, обратной дороги нет. Она согласна даже на это.
— Если ты считаешь, что ничего не бывает за просто так, то можешь как-нибудь потом отблагодарить меня, но… — последние слова княжич произнёс очень тихо, бархатный елейный голос проник в самую душу.
Пребран подался вперёд, горячее дыхание его обдало её щёку теплом, под сердцем её занемело, и непонятно, от чего больше, от страха или…
— При одном условии, если ты этого действительно захочешь, — заключил он, произнося отчётливо каждое слово, будто в том и не сомневался.
Потом он отстранился, позволяя дышать вновь. Несколько мгновений Ладимира слышала тяжесть собственного дыхания и трепет сердца, она смотрела на княжича молча, наблюдая, как золотистые искры в его глаза пляшут отсветами, словно бесы в самую длинную ночь. Ну уж нет, больше такой ошибки она не совершит! В ответ ему девка могла бы тоже выплеснуть что-то язвительное, но находясь под его взглядом, чувствовала, что мысли разбегаются, будто мальки на речном дне. Невольно перевела взор на его губы, обветренные и в ранах, оставленных ей же, когда пыталась отбиться. Уголки этих губ дёрнулись в ухмылке, заставляя очнуться и вновь опустить ресницы.
Пребран, не получив ответа, вздохнул, выпрямился. Несмотря на неспокойную ночь, выглядел он отдохнувшим, и Ладимира почувствовала себя рядом с ним мокрым зачахшим воробьём.
— Не дрожи так, Лади, доберёшься ты до Оруша, только предупреждаю, что легко не будет.
— Я вынесу всё, — шепнула она севшим голосом, плотно сжала губы, пытаясь вывернуться из его сетей. И когда успела угодить в них?
