В пустой горнице было светлее и заметно прохладнее, за ночь выстыли комнаты, и это хорошо, вынудило проснуться окончательно. Здесь уже успел кто-то прибраться. Среди этой тишины на какое-то время внутри воцарилось умиротворяющее спокойствие. Через плотный пузырь на окне просачивался тусклый свет, заря только зарождалась, сбрызгивая на землю золотистые лучи.
Слишком рано отправляться к князю, но не хватало ещё там ждать, пока он примет гостей. Как же хотелось поскорее умчаться отсюда, ощутить ветер на лице, гнать во весь опор лошадь по белым просторам. А здесь как зверь в клетке. Хоть прошло-то всего ничего, а кажется, целая вечность пролетела. Вяшеслав прав — со своими уставами тут не разгуляешься, и давящее напряжение крутило по рукам и ногам путами.
Вдохнув горьковатого запаха масляных светцов с примесью аромата чабреца и донника, который тянулся из другой двери, Пребран напрягся, вглядываясь в дверной проём, выдыхающий темноту и пустоту. Он, отвернувшись, прошёл к выходу, выглядывая в сени. Холод мгновенно обжёг плечи, и княжич, подхватив крынку, вернулся к столу. Ледяной квас свёл зубы, но жажда была острее. Едва он сделал пару глотков, как до ушей долетели тихие шаги, настолько тихие, что скорее он их почувствовал, чем услышал. Чуть не поперхнулся, оторвавшись от питья. Нутро словно сжал чей-то каменный кулак, вынуждая забыть о дыхании. Острое желание всколыхнуло ещё сонное тело, напрягся каждый мускул, когда из-за двери неожиданно вышла Даромила, появившись будто из неоткуда, сонная и воздушная, укутанная в платок.
Кровь бухнула в уши, когда он увидел, как она смотрит на него. Такими чистыми и невыносимо невинными были её глаза. Пребран, оторвав от девушки взгляд, поставил крынку на стол. Нужно бы успокоиться, но поможет только вылитое на себя ведро ледяной воды. А лучше всего — уйти. Он остался стоять на месте наперекор здравому рассудку. Девушка, не ожидая увидеть княжича, замерла в дверях. Как и в прошлый раз, на ней под платком было лишь исподнее. Только вместо волос, струящихся, льняных с холодно-сиреневым, как морозный закат, отливом — обрезанные пряди, завившиеся на концах. Некоторое мгновение они смотрели друг на друга молча.
— Пить хочу, — объяснила она своё появление. — А воды не нашла, будить никого не хотелось.
Пребран подвинул крынку к ней. Даромила, проследив за его движением, стеснённо прошла к столу. Взяла в ладони запотевшую глинную посудину и отпила так же из горла. Пребран усмехнулся, наблюдая за ней: тоненькая, без кос и в просторной рубахе, она совсем выглядела девчонкой, только портили тёмные пятна, оставленные руками Ярополка на белой коже. Но в целом, выглядела она ныне лучше, с припухшими ото сна веками, ресницы стыдливо прикрывали глаза, отбрасывая густую тень. Взгляд княжича задержался на её губах чуть дольше. Напившись, Даромила поставила крынку, обратно утерев пальцами губы.
Пребран старался не слишком откровенно разглядывать её, скользить взглядом по плавным изгибам тела, вырисовывающимся под тонкой тканью. Даромиле от предельной близости явно сделалось не по себе, но и не отошла, держа руки на крынке. Хотя лучше бы поскорее ушла, сам он уже не сможет. Внутри всё клокотало от желания прижать её к себе.
— Мы сегодня уезжаем, — сказал княжич, отвлекаясь.
Даромила повернулась к нему. Он уловил тонкий её запах — аромат молодой зелени и свежести утра, а ещё её собственный, и это ударило в солнечное сплетение, отяжеляя всё тело и дыхание. Даромила верно что-то заподозрила, вся кровь к щекам прилила. Он отстранился для того, чтобы не слышать этот одурманивающий запах и не натворить глупостей, подумав о том, как её близость мгновенно вышибла ум. И как сказать о том, что желает забрать её с собой? Как сказать так, чтобы она не подумала ничего плохого, чтобы не напугать?
— Мы сегодня уезжаем, — повторил н, нет, совсем не так, как он хотел сказать, но глядя в её большие, как у котёнка, глаза, не мог связать слов, уверенность расшатывалась, и это разозлило страшно. — Если хочешь, то можешь поехать с нами… — Пребран замолк, выругавшись про себя, понимая, что говорит слишком грубо, но по-другому не получалось. — Он до тебя не сможет добраться.
Даромила, поняв, о ком княжич говорит, уронила взгляд, приоткрыв губы.
— Я не хочу быть лишней обузой, — ответила она, немного подумав. — И не хочу подставлять вас.
— Это лишние переживания... Или ты хочешь вернуться в Исбовь к родичам?
Даромила замотала головой, и на лицо её легла тень.
— Зачем им такой позор… — её голос дрогнул.
Пребран, выдержав сдавленное молчание, продолжил:
— Сейчас мы поедим к Ярополку.
При звуке имени князя краска с её лица вмиг схлынула, а глаза наполнились испугом, заблестели, напомнив умытый дождём лес.
— Предупредим его, что уезжаем, а после постараемся покинуть Орушь тихо, без шума. Остановимся у старшего Радима, туда два дня пути, но на лошадях, наверное, быстрее. Хотя… — Пребран посмотрел в окно, сощуриваясь на белый свет, — смотря какие дороги, вчера такой снегопад был.
Даромила выслушала его, осмысливая сказанное.
— Но мне твоё согласие не нужно, тебя я тут не оставлю. Так что будь готова к отбытию, — отрубил он все мосты отступления.
— Почему... — Даромила выдохнула, — Почему помогаешь мне?
Пребран заглянул в её глаза, полные растерянности.
— Наверное потому, что при виде тебя вспоминаю, что не такой уж я бессердечный ублюдок.
Даромила замерла, а потом вдруг густо, как маленькая девочка, покраснела вновь, он даже и подумать не мог, что такая равнодушная и холодная княгиня, которую он видел в хоромах князя, способна так разволноваться.
— Я пойду, — обронила Даромила, очнувшись от укачивающего взгляда княжича, развернулась, чтобы уйти, и случайно задела рукой крынку.
Пребран успел подхватить её быстрее, чем та стукнулась о стол, не дав ей слететь на пол, расколовшись на черепки и перебудив всех. Расплескалась только, обрызгав руку.
Княжич поднял взгляд, запоздало ощущая её горячее дыхание на своей шее.
— Хороший знак, — шепнул тихо, коснувшись её плеча.
Пребран понял, что он жаждал этого, едва коснувшись её. Он ощущал, как сердце Даромилы колотится, срываясь в бешеный галоп, видел, как толкается тонкая венка на её виске. Тёмные ресницы медленно поднялись, блеснули зелёные глаза с золотистым кружевом в радужке, и он вновь ухнул в омут, утонув в чёрных зрачках. Они манили, влекли окунуться в прохладу. Шелест её дыхания теперь оставался на губах, щекотал кожу. Он понимал, как ей должно быть плохо сейчас, как больно. Понимал, в каком безвыходном положении она оказалась, а теперь ещё вынуждена терпеть его. Пребран смотрел и искал хотя бы долю отчуждения, отвращения, смотрел и не находил. Ничего такого не было, что отрезвило бы его и заставило немедленно убрать руки. Пребран поймал себя на том, что поглаживает её предплечье.
