— Что же ты, дрянь, хотела так легко уйти?
Даромила задохнулась от нахлынувших чувств, перед глазами закружились белые искры, слёзы не заставили себя долго ждать, а колени подогнулись от бессилия, мало же ей нужно было, чтобы упасть духом, хотя после всего, что случилось с ней, ломаться она стала быстрее.
— Я бы мог тебе простить многое, но не измены, — прошипел он гневно в самое ухо. — Я тебе голову отсеку. Ты пожалеешь, я клянусь, — он жёстко стиснул её шею в своих пальцах, не давая глотнуть воздуха.
Даромила смотрела на него из-под ресниц, снова сделала попытку вырваться, но он ещё сильнее сжал пальцы, силясь передавить гортань. Лёгкие загорелись, подступила паника, и когда в глазах начало темнеть, он грубо толкнул её вперёд, командуя идти. Она закашлялась, но не успела оправиться, Ярополк подхватил под локоть, потащил на улицу.
На дворе уже стояла ночь, и общинники не видели её лица, иначе сразу бы увидели, в каком отчаянии пребывала княгиня, а сама она старалась ни на кого смотреть, хотя скользящим взглядом приметила и Ладимиру, и Даяна, что истуканом стоял позади неё. Ярополк пихнул её от себя грубо и небрежно, как ненужную вещь, она едва не споткнулась. Прислужники поступили к князю, накидывая на плечи ему богатое корзно. Людей, что вышли проводить княжескую дружину, словно охватило оцепенение. Вроде и честь, что правитель появился в их остроге, да что-то радости в их лицах не было.
Даромиле подвели кобылу, кто-то помог ей подняться. Мешкать не стали, ворота распахнулись. Едва княгиня увидела, как на крыльцо выскочила Божана, отряд двинулся быстрее, подхватив княгиню, будто бурный поток, вынося за ворота. Только там она смахнула застывшие влажные дорожки на щеках, мороз охладил пламеневшую от удара щёку, поутихла боль, да только в груди словно зыбкая топь развезлась, утягивая её на самое дно. Оставалось только догадываться, что замыслил Ярополк, и какая расправа её ждёт впереди. Чтобы ни ждало, выстоит. А ведь при всех не стал трогать, выставив себя великодушным. Князь ехал где-то впереди. То и дело в свете факелов, что воины держали в руках, освещая путь, сама не желая того, она цепляла взглядом его бордовое, как клюква, корзно да богатый мех ворота. Рядом с княгиней держался Демир, не выпуская её из-под своего внимания.
По обе стороны неумолимо быстро проносились пашни, и не было никаких путей отступления. Даромила очнулась только тогда, когда начала замерзать, подняв ворот полушубка, поёжилась. Рукавиц не успела прихватить, и теперь руки нещадно обжигал встречный ветер. Острог остался далеко позади, как и надежда на спасение, которая истлевала, как догоравшая свеча. И когда девушка вконец околела, а пальцы, что сжимали, повод, стали совсем бесчувственными, впереди, средь тонких стволов сосен, показались огни кострищ. По мере приближения лес стал расступаться, открывая глазам прогалину, и Даромила поняла, что это был лагерь, который разбил Ярополк, прежде чем приехать за ней.
Въехав в самую сердцевину, где полыхали сразу несколько костров, кмети не попрыгали наземь, остались сидеть в сёдлах. Очаги освещали небольшую толпу мужчин, которых прежде Даромила и не видела никогда. А потом её вдруг облил холод — это вовсе не лагерь дружины князя, не узнала она никого из встречаемых воинов, что были, так же при оружии и ратном снаряжении, только глаза их сверкали хищно, а губы кривились в зверином оскале.
Не успела толком оглядеться, как каменной скалой подступил Ярополк, сдёрнув княгиню с седла в снег. Она упала, сбив о лёд колени. Князь схватил за волосы всей пятернёй, так, что женщина вскрикнула, вцепившись ногтями в его руку, но он только больнее дёрнул за собой, на глазах у ближников и кметей потащил к костру так стремительно, что едва Даромила поспевала за ним, оступаясь. Остановившись, он швырнул её к очагу, Даромила полетела далеко вперёд, споткнувшись, едва не угодила в огонь. Сердце бешено заколотилось, вместе с дыханием чуть не выскакивало, сдавило болью виски, а грудь спирало от вспыхнувшего страха. Она судорожно смахнула ледяными бесчувственными пальцами с лица волосы, что выбились из узла, затравленно огляделась. Всё больше подходило к костру мужчин, полюбопытствовать.
— Как и обещал за работу, вот ваш трофей! — выкрикнул Ярополк вышедшему вперёд главарю шайки наёмников.
Покинув своё место, широким стремительным шагом князь направился к жене. Даромила попятилась, но Ярополк удержал её, жёстко схватив за ворот полушубка, рванул, петли хрустнули, и он одним рывком с лёгкостью сдёрнул одёжу с плеч, швырнул в огонь, следом сорвал с головы венец, бросил его туда же. Глаза Ярополка в этот миг были словно колодцы, налились чёрной смолой, пугающие свей бездонной пропастью, дыхание его резко вырывалось из груди, и от вида его свирепого леденело всё внутри. Даромила не сомневалась, что обещание беспощадной расправы он своё исполнит. И как бы ни держалась, а губы предательски задрожали, горло сжимало саднящее дыхание да подступающее рыдание, и она обхватила себя руками, закрываясь. Её трясло, но вовсе не от мороза, а от того, что Ярополк смотрит на неё хладнокровно и так легко отдаёт её на погибель, намереваясь наблюдать за тем, как её будут брать другие. И это тот человек, с которым она прожила бок о бок целый год.
Нутро налилось свинцом, обездвиживая, Даромила чувствовал, как лижет жар костра спину, и как жадно, с блеском скользят по ней взгляды мужчин. Ярополк схватил её за плечи, тряхнул так, что голова взорвалась болью.
— Из-за тебя, тварь, погиб мой верный человек Фанвар.
Даромила вжала голову в плечи, уклоняя лицо — его голос полосовал, словно ножом.
— Я не понимаю, о чём ты говоришь, я не виновата ни в чём, — залепетала она, страшась на него смотреть.
Ярополк онемел, пальцы его, что сдавливали плечи, прожигали через ткань кожу, впились, что крюки. Но вдруг его забила крупная дрожь, которую Даромила ощущала кожей, он сжал губы, выпустил плечи. От предоставленной свободы Даромила поёжилась, закружилась голова от подступающей дурноты и близости неизбежной беды. Ладони князя судорожно и требовательно погладили её спину, скользнули к шее, собрав ворот платья в кулаки, Ярополк рванул его, ткань с треском разошлась, оголяя плечи и грудь. Мороз сотнями осколков вонзились в спину вместе с множеством чужих вглядов, и тогда в груди Даромилы что-то надорвалось так податливо и резко, как это самое платье, что лоскутами теперь висело на ней. Глаза заполонили слёзы, Даромила попыталась закрыться руками, но Ярополк не позволил ей, сорвав последние остатки одежды, оставляя её совершенно голой.
— Она ваша! — выкрикнул в толпу. — И не против будет, если её кто-то согреет.
Даромила сквозь шум в голове и путающиеся в отчаянной панике мысли смотрела на Ярополка и не могла осмыслить ничего, душу крутило от боли и обиды. Князь пихнул её от себя, и тут же сзади её кто-то обхватил руками, и тогда земля будто опрокинулась. Даромила отчаянно забилась в стальных оковах. Ярополк смотрел на бессмысленную борьбу девушки неотрывно, каким-то холодным, пустым и безумным взглядом, что источала его почернелая душа. Он отошёл на пару шагов, наблюдая за тем, как шершавые грубые руки главаря наёмной своры трогают белое тело девушки везде, где только вздумается, царапая кожу. Даромила извивалась и пыталась хоть как-то увернуться от грубого пощипывания, не её неуклонно прижимали к твёрдому телу. Она в свете огня различила сквозь влажный туман, что застилал глаза, каменное лицо Ярополка, черты которого ожесточились.
