Короткое «чириканье» на французском, и вот лица вояк приобретают обычное выражение хладнокровия-спокойствия.
Мой контакт с Дижинном был очень краток, но даже в это мгновение я уловил общие настроения. Во-первых, хозяин огромного шатра-юрты был очень недоволен нашими ножами. От его цепкого взора не укрылось также наше ровное отношение к Рубану и явное главенство в основной компании Джинна.
Однако внешне лицо огромного монгола оставалось непроницаемым, и на нем очень живописно «мерцала» дружелюбная улыбка Будды.
Осматривая гостей, я не увидел старика в одежде монаха, что первым одарил Сашку.
Большего рассмотреть не удалось, потому как женщины понесли, наконец, по кругу чай для рассевшихся гостей.
На таких пиршествах я еще не бывал, однако когда хозяин стола стал резать инкрустированным кинжалом жирное мясо, поданное ему на разносе, то каждому из нас досталось по неплохому куску. Вспомнил, как точно так же мой товарищ Хурлы раздавал еду в застолье и на правах старшего.
Получив свой ломоть я выудил из ножен тесак и, ухватив зубами мясо, полоснул лезвием возле самых губ. С удовольствием прожевав, ароматный кусок я еще раз, я мысленно поблагодарил провидение за свой минимальный монголо-бурятский опыт и спросил у одной их девушек с чайником кипятка.
— Босолсан ос?
Та удивления не выказала, а лишь чуть улыбнулась и, поменяв чайник, налила мне кипятка.
Краем глаза я заметил как гигант, устроившийся по левую руку от хозяина стола, что-то тому шепнул.
— Шувуу, ты из Бурятии? — прозвучал неожиданный вопрос в мой адрес. Я, не спеша утеревшись, положил нож рядом с тарелкой и ответил, мол, да, но только из Иркутской…
К слову сказать, наша команда после моей выходки с ножом сообразила, как пользоваться импровизированным столовым прибором, и пиршество шло теперь вполне мирно.
Вопрос бывал ли я в Монголии, дал мне шанс ответить, что государственные границы меня мало интересовали во все времена, мол, как сойот по предкам всегда считал и считаю Байкал монгольской территорией.
— Цат? — удивился глава застолья, и после моего ответа, что да — именно цат по бабкиному роду застолье одобрительно загудело, а я мысленно попросил прощения у своей бабушки Нади из Смоленска, никогда не касавшейся Монголии и растившей меня с пеленок.
На круг гостей выплыла серебряная чаша, наполненная чем-то молочно кислым, я принял ее от Рубана и с удовольствием отхлебнул напиток, напоминающий то ли «Тан», то ли «Айран».
— Кумыс, — неожиданно раздался за моей спиной до боли знакомый, чуть картавый говорок.
Я обернулся и еле-еле удержал чашу с напитком — надо мной возвышался всеми своими килограммами мой старый приятель «тугарин» Хурлы.
Я не верил своим глазам, пока ноги меня сами не вынесли из круга застолья и мы, наконец, не обнялись.
Только придя немного в себя, я увязал головоломку из появления старого товарища, тыльного входа в шатер за моей спиной и тяжелый топот копыт, затихший минуты три назад.
— Вот ты и в Монголии Птаха, — хитрО усмехнулся, рассматривая меня Хурлы, — Давай праздновать, а говорить обо всем будем после… — И давая понять, что он поражен моим теперешним лицом, он сочувственно повел пальцами по шраму на щеке, а после уважительно как старшему подхватил мои руки ладонями под локти и склонил голову.
Понесли молочную водку архи. Пили её вкруг будто кумыс. Кто не хотел лишь пригублял и отдавал дальше, а я чуть захмелев, изучал сейчас лица и взгляды.
От меня не укрылась «стрельба» глазами Рубана и молоденькой изящной монголки, что подавала еду-напитки вместе с другими женщинами.
Мой старый приятель Хурлы, закончив со мной церемонию, устроился на почетном месте по другую сторону стола и сейчас с явным удовольствием принимал знаки внимания.
Любопытство окружающих буквально «щекотало» меня со всех сторон, однако впрямую никто никого не рассматривал, за исключением хозяина застолья. Пару раз я ловил на себе его внимательные взгляды, но отважиться «глянуть», что он думает, не решался.
Оставив разрешение насущных вопросов на потом я, наконец, поддался общему состоянию праздника и с удовольствием «погрузился» в ласковые «волны» этого оазиса…
Пиршество грозило затянуться, однако как только обслуживающие нас женщины и молодежь понесли небольшие коробочки с подарками, я увидел, как Хурлы, получив расшитую ленту, моргнул мне в сторону выхода.
Спешить не стал и, поглядев, как ведут себя окружающие, принял дары, совершив общую манипуляцию руками. Только после этой церемонии я решился аккуратно выбраться из-за стола с наваленным на нем угощением.
Мой «тугарин» ждал у входа и сгреб меня в охапку безо всяких предупреждений.
— Подарков захотелось? — шикнул мне на ухо здоровяк, тиская в объятиях словно мальчишку, — С ножами они на праздник приперлись, отродье бурятское…
— Спасибо что не с автоматами, — уперся я ему руками в грудь, пытаясь вырваться, но с таким же «успехом» я мог воевать со столетним деревом или скалой.
— Че за команда? — выпустил, наконец, меня из объятий гигант и по-отечески провел ладонями по плечам поправляя измятую в схватке форму.
— Иностранный легион. Наемники, — приводил себя в порядок после импровизированной схватки я, — Из Китая вместе выбирались…
— Китай? — Глянул куда-то поверх шатров-юрт Хурлы, — Знаешь, кто такой Джа-Лама? — задал он вдруг неожиданный вопрос, — История повторяется… — повернулся он и махнул рукой, приглашая следовать за ним.
Гостевая юрта старого товарища оказалась недалеко от основного места празднества. Внутри хлопотала его всегдашняя свита из пожилой сморщенной монголки и внешне покорной буряточки Алтаны из Улан-Удэ. Увидев меня, она удивленно моргнула, и лишь недовольный оклик Хурлы привел ее в чувство.
— Все как вчера, — кивнул я ей головой, — Сан байно Алтана…
— Садись, — грохнул меня по спине Хурлы.
Я вспомнил, как ему не нравились мои указания заводить в гости всех, с кем приехал «тугарин» — гигант во все времена держал «свиту» домашних рабов (как он их называл) в машине. Однажды они там целую ночь просидели, пока мы с ним и братом Батаром зависали в ночном клубе.
Алтана лишь сверкнула на него глазами и, кивнув мне головой, потащила из угла седельные сумки.
На небольшом столике разом образовалась куча еды и пара бутылок самой настоящей Улан-Удэнской водки.
— Старые запасы, — самодовольно ухмыльнулся Хурлы, — Когда телефоны взорвались и погас свет, я сразу понял что старой жизни конец и кое-что приватизировал не хуже вашего Чубайса.
«Знал бы ты, кто виноват в этой карусели…» — ухмыльнулся-кивнул ему я, устраиваясь на низенькой лавочке застеленной шкурами.
— История повторяется, — произнес еще раз Хурлы непонятую мне пока фразу. — Знаешь, где вы приземлились? — спросил «тугарин» и, дождавшись моего отрицательного жеста, рассмеялся, — Город когда летели, видел? Это Ховд, ну или Джаргалант. Именно отсюда в свое время и взял свой старт Джа-Лама, прозванный после смерти Цагаан Толгой…
