— Ты знал?
— Сверху их хорошо видно. Тебе стоит быть осторожней.
— Прости… — стало немного стыдно. Возможно, он спас ее. — Тебе больно, да? Ты сильно ударился?
Он улыбнулся уже совершенно открыто и весело.
— Ничего. Знаешь, сколько я с этого холма в детстве летал? Да не пересчитать. Это сейчас что-то неудачно, опыт потерял, — он усмехнулся. — Тут главное голову прикрыть и локти не расставлять, а то руку сломать можно. Синяки — ерунда. Пойдем в дом?
Улыбался, но руку ее не выпустил, так и держал до самого дома. Только перехватил иначе — не запястье, а ладонь, но так же крепко — не вырваться. Никаких глупостей больше.
Совместных завтраков больше не будет. Поймала себя на мысли, что немного жаль. Ренцо ничего не говорил об этом, но Мэй прекрасно понимала сама. Теперь он будет завтракать с семьей, а ей за семейным столом — точно не место.
Ренцо привел ее в свой кабинет, посадил в кресло. Велел принести кофе и чего-нибудь перекусить для Мэй.
Гильем сказал, что сеньора Элене еще не выходила, а дети уже собираются ехать на море, вместе с сеньоритой Филуменой, их нянькой. Да, на море, в такую рань.
— Посиди, ладно, — сказал Ренцо. — Я скоро вернусь. Только не бегай больше.
Не будет. Сегодня точно не будет больше бегать.
Окно кабинета на втором этаже, чуть в стороне над главным крыльцом. И Мэй могла видеть, как вышли дети с нянькой, а потом, чуть позже, Ренцо за ними. И как девочка сразу радостно прыгнула ему на руки, а мальчик… мальчик похож на Ренцо, как две капли воды, это видно даже издалека… он остался стоять на месте, насупившись, словно обижаясь. Ренцо подошел сам, сказал что-то, мальчик мотнул головой…
Принесли кофе.
Ренцо вернулся примерно через полчаса, уже умывшийся и переодевшийся в чистое. Скоро должен был прийти представитель Гильдии, а потом Ренцо надо ехать обратно в лагерь и в Илой, еще много дел.
Но гильдиец появился только к полудню.
Зашел осторожно, словно присматриваясь, принюхиваясь даже.
— Как вы себя чувствуете, сеньор Лоренцо? — сходу поинтересовался он, на его круглом лице сияло искреннее участие.
— Отлично, инспектор, — пожал плечами Ренцо, поднялся, приветствуя. — А что, уже не должен?
— Кто знает, сеньор Лоренцо… Дальняя дорога, последствия долгой войны… — гильдейский инспектор говорил так вкрадчиво, мягко, словно уговаривая, и вдруг замер, разглядев, наконец, разбитую бровь. — Что с вами случилось, сеньор?!
Ренцо чуть сморщился, пододвинул еще одно кресло к столу.
— Поскользнулся в саду. Давайте перейдем к делу, вы и так задержались. Прошу вас.
Гильдиец ожидал чего-то другого, но спорить не стал. Только глянул так странно.
— А сеньора Элене? — только спросил он. — С ней все хорошо?
— Все хорошо, — холодно сказал Ренцо. — Если можно — побыстрее, мне давно пора ехать.
Гильдиец подошел, поставил свой чемоданчик на стол.
— Это не долго, сеньор, — сказал он. — Ваши данные у нас есть, нужно только зарегистрировать сеньориту, как вашу подзащитную и активировать браслет.
— Давайте, — Ренцо стоял рядом, сложив на груди руки, и ждал.
Гильдиец открыл чемоданчик.
— Приложите сюда палец, сеньор Лоренцо.
Ренцо приложил. И тот кивнул удовлетворенно.
— Теперь сеньорита. Подойдите сюда.
Мэй послушно подошла.
— Давайте запишем, — сказал гильдиец. — Как вас зовут?
— Мэй.
— Мэй… а дальше?
— Запишите как Имэйдаль Луци, — сказал Ренцо, и на ее растерянный взгляд едва заметно улыбнулся. — Это обычная практика, Мэй, когда хозяин записывает под своим именем.
«Хозяин»…
Но Мэй понимала и не пыталась возражать. Пусть так. Сейчас он не выдаст ее тайны. И все же, она попалась окончательно, поздно дергаться.
— Дайте руку, сеньорита, — велел гильдиец.
Мэй протянула. Он взял ее ладонь одной рукой, его пальцы были холодные, мягкие, но удивительно цепкие.
Он надел на Мэй широкий черный браслет, плотно севший на запястье. Мэй почувствовала легкий укол и пощипывание.
— Не пугайтесь, сеньорита, сейчас все пройдет, как только закончится настройка браслета. Пожалуйста, подтвердите, что не имеете илойского гражданства или гражданства страны, находящейся под протекторатом Илоя.
— Подтверждаю, — сказала Мэй. Джийнар не потерял своей независимости. Но это значит, что здесь она не имеет никаких прав.
— Хорошо. Теперь вы, сеньор Лоренцо Луци, подтвердите, что являетесь законным опекуном и берете на себя ответственность за все действия, совершенные сеньоритой Имэйдаль Луци.
— Да, подтверждаю.
Формально — рабства в Илое нет, но всегда есть другие пути. Вместе с ответственностью Ренцо получает полное право распоряжаться Мэй на свое усмотрение, плоть до убийства. Он так же имеет полное право отпустить ее… формально.
Гильдиец нажал что-то там у себя и удовлетворено кивнул.
— Все, благодарю вас, сеньор. Процедура закончена. Я слышал, девушка опасна и склонна к побегу, не так ли? Я советую вам внимательно следить за ней, это в ваших же интересах.
Принялся упаковывать чемоданчик.
— Я прослежу, — сказал Ренцо.
Мэй смотрела на него и понимала, что вот все это говорят неспроста. Угрожая Ренцо, пока не явно, лишь намеком, но это значит — повод уже есть. Если она убежит… если Гильдия возьмется подстроить ей побег, то отвечать придется ему. И как знать, что будет.
Ренцо казался совершенно спокойным.
— Имэйдаль Луци! — на пороге стояла Лене. Она словно ждала. — Ты принял ее в семью?
И вот Лене-то спокойной не была точно. На взводе, хоть и старалась держать себя в руках. Из-за Мэй? Или тут другие, давние причины? Ренцо повернулся к ней. Она шагнула вперед… У нее разбита губа сбоку и синяк вокруг, Лене пыталась припудрить… или как раз не пыталась? Наоборот, чтобы было лучше видно? Мэй всматривалась, но не могла понять что же не так.
— Сеньора Элене! Что с вами! — а вот гильдиец, кажется, совсем не удивлен.
— Ах, ничего страшного, — наигранно небрежно отмахнулась она. — Небольшое недоразумение.
Ренцо скрипнул зубами.
— Ну, и что же это за недоразумение? — сказал он. — Расскажи. Ты ведь за этим пришла?
— Ты считаешь, я должна была прятаться? — ее голос напряженно подрагивал. — Чтобы никто не видел меня такой? В неподобающем виде?
Она подошла ближе, глядя на Ренцо снизу вверх, задирая подбородок… она ему и до плеча не доставала. Ее глаза блестели. Но это не столько злость, Мэй видела, — она боялась.
