И он даже не случайный юноша, которого могут высечь хорошенько, как шкодливого мальчишку, и простить излишнюю пылкость. Взрослый мужчина и военный трибун. Его не простят.
Да, его, возможно, примут, если он придет открыто. И, возможно, даже позволят минут пять-десять поговорить с Мэй, возможно, и больше, если при свидетелях. Но пять минут — невыносимо мало.
— Ты сошел с ума? Зачем? — Мэй судорожно обнимала его, почти дурея от счастья.
— Я не мог упустить такой случай, — он довольно улыбался, осторожно, кончиками пальцев, касаясь ее лица, гладя ее волосы. — Не мог не приехать, и тем более, не мог не залезть сюда. Ненормальный, да. Всегда хотел. По нашим традициям, если ты не лазил к девушке в окно, то, считай, ничего не было.
Он смеялся над ней.
У него было уставшее осунувшееся лицо. Счастливое. Он больше недели ехал к ней, почти без отдыха, старался успеть. Его солдаты остались в микойских степях, и он смог получить лишь две недели отпуска у своего легата. Старался успеть. Одна ночь… Всего одна ночь, и нужно назад, он и так вернется позже, чем обещал.
У него содраны ладони и пальцы, порваны штаны на колене — он чуть не сорвался со стены. У него безупречно белая, новая, свежая рубашка… нет, уже слегка грязная на животе… какими путями он вообще сюда залез? Но новая, все равно. И гладко выбритый подбородок. Он готовился, не полез к ней так же, как скакал по полям.
У него так и остались шрамы на шее, и теперь уже не денутся никуда.
Огонь в его серых глазах.
Весной ему обещают должность квестора… если все сложится. А потом…
Невозможно столько ждать.
И хочется сбежать с ним прямо сейчас, забыв про все. Куда угодно. И все равно, что будет потом.
От поцелуев кружится голова.
Но, вместо того, чтобы бежать, Мэй заперла дверь, чтобы никто, даже случайно не мог помешать им.
У нее тоже есть неоконченные дела.
— Весной я поеду с Дином в Нижние горы, — говорила она, закрывая глаза, гладя ладонью его спину под рубашкой. — Я должна попытаться. Если все получится, мне уже ничего не нужно будет бояться.
— Ты тоже сможешь ударить по Гильдии молнией?
— Нет. Я смогу сделать, чтобы земля разверзлась у них под ногами. Дин — небо, я — земля.
Это всерьез, и от этого немного страшно.
Если все выйдет — охрана Мэй будет уже не нужна. Она получит не только полные права дома, но и полную свободу.
— Моя грозная богиня, — в его улыбке гордость с каплей отчаянья. — Моя принцесса.
Она никогда не хотела этого. Ей не нужна ни божественная сила, ни власть. Это не для нее. Просто иначе уже не выходит.
Сбежать ото всех…
У него теплые руки, немного шершавые…
И звуки шагов за дверью.
— Тьяра! — требовательный голос Юттара. — Тьяра, открой!
Даже этой ночи у них нет.
— Ренцо, беги!
Последний долгий поцелуй.
— Я еще вернусь за тобой.
В окно.
Крики за окном. И свист арбалетных стрел. Визг стали о каменную кладку. Мэй так страшно, что кажется — она сейчас умрет.
Она стоит зажмурившись, чувствуя, почти видя его глазами, как он лезет по стене, и стрелы бьют совсем рядом. Нет… Нет-нет-нет… Вверх на крышу и по крыше бегом…
Удача, древние боги или милость Юттара хранят его — невозможно сказать. Или ее любовь. Она ведь тоже кое-что может. И старается изо всех сил. Да, ее сила — это любовь и жизнь, она хранит…
Слушает, как он бежит где-то так, как стучит его сердце.
Он жив и с ним все хорошо.
— Тьяра!
И дрожащими руками открывает дверь.
Юттар, огромный и страшный, надвигается, и, кажется, сейчас поразит ее своим гневом, как молнией.
— Кто здесь был?! — громко, так, чтобы все слышали, говорит он.
— Нет, Дин… — тихо отвечает Мэй. — Я не видела! — чуть громче говорит она, не для Дина, он и так знает, для людей у него за спиной. — Я спала, а потом услышала какой-то шум. Он вылез в окно прежде, чем я смогла разглядеть. Я не знаю!
Выходит почти правдоподобно.
— Мы найдем его! — говорит Юттар громко, для всех, а потом совсем тихо, для Мэй. — Так нельзя, Мэй. Не здесь. Будь благоразумна.
— Не здесь, — так же шепотом соглашается она.
Слушает, как Ренцо, пригнувшись, бежит по крыше, с разбега прыгает вниз, и боль отдается в коленях — слишком высоко, но он куда-то дальше. Потом ждет чего-то, притаившись, тяжело дыша…
Ему нельзя оставаться здесь. И времени на еще одну встречу у них нет. Ее будут охранять, а ему нужно возвращаться скорей.
Туда и обратно две недели пути, ради короткой встречи.
Безумие.
Главное, чтобы сейчас ему удалось уйти.
Дин долго смотрит на нее, сурово поджав губы, качает головой.
Его власть даже здесь не безгранична. Да, он глава рода и военный вождь, он получил силу… но Джийнар велик. Даже отец не всегда одобрял его. Даже сейчас есть недовольные договором с Илоем. Одни считают, что Юттар слишком мягок, и должен был сровнять Илой с лицом земли, отомстить. Другие, что слишком жесток, что не имел права использовать молнии, и теперь еще большие беды ждут их. Есть недовольные излишними уступками земель Илою, есть недовольные тем, что уступили слишком мало, и не придут ли те снова.
Илойским трибуном в спальне принцессы они были бы недовольны еще больше.
Илойским трибуном, взявшим Этран.
И дело даже не в чести Мэй. Здесь, в Джийнаре, ее честь — это, по большей части, ее личное дело. Иные заподозрили бы заговор.
— Будь осторожна.
Будет.
Все так непросто.
Но больше всего хочется выскочить в окно, залезть на крышу и побежать за Ренцо следом.
38. Квестор
Кто-то скребется в дверь. Собака? Кошка?
«Открой!» Нет, слов не было.
Ночь. Ренцо сел на кровати.
Соседская собака заливается лаем. И через двор тоже. Словно все собаки в маленьком Кагреге, где стоял легион, сошли с ума.
— Посмотреть, что там, сеньор? — Гильем, подхватив у печки топор, уже направился к двери, но Ренцо остановил. Подскочил к двери бегом, перепрыгнув скамейку на ходу, сам от себя не ожидая такой прыти.
— Я сам.
Предчувствие?
На сердце уже давно неспокойно, но не понять. Слишком странно.
Распахнул дверь.
На пороге сидела рыжая лиса, настороженно вытянув нос, чуть склонив голову на бок, глядя на Ренцо слегка испуганно.
