Да, Ренцо устал. Потому, что днем он в легионе, а ночью с ней, и на сон совсем мало времени. И нет — он не жалуется, потому, что безумно рад ей.
Мэй сама не понимала, чего именно хочет. Тоже устала. Устала так жить. Буквально силой вырывая у судьбы каждый день вместе. Устала от неопределенности. От давления со всех сторон. От своей неудачи в Нижних горах и несбывшихся надежд.
И просто горячий непримиримый джийнарский темперамент наложился на такой же горячий илойский.
Когда она всхлипнула в сердцах: «Да что я вообще тебе только мешаю! Мне пора домой!» он вдруг полез в сундук за вещами. Не за ее, за своими.
И сердце оборвалось.
— Что ты делаешь? Ренцо! Куда…
— Поедем, — жестко сказал он. — Давай, поедем вместе. Сейчас.
— Куда?
Стало страшно.
Он снял форменный сюртук, принялся расстегивать рубашку, чтобы переодеться в гражданское.
Сейчас? Ночью? Куда можно ехать?
Он хочет выгнать ее? Он же обещал проводить…
— В горы, — сказал Ренцо. — Ты же хотела, чтобы я сделал это. Ты пришла сюда уговорить меня попробовать. Думаешь, если я научусь швырять молнии, это решит все проблемы, да? Хорошо, я согласен. Едем сейчас.
— Нет! — тогда она испугалась по-настоящему. — У тебя же дела в легионе! Ты не можешь ехать сейчас!
— Они обойдется без меня. Найдут другого. В Илое полно куда более достойных людей.
— Найдут другого? Но как же ты вернешься потом?
— Вернусь? — удивился он. — Ты всерьез думаешь, что я смогу вернуться оттуда? Ты чуть не погибла в этой Реке. Чистокровная джийнарка, которой сила была дана с рождения, и все, что нужно — лишь шире приоткрыть эту дверь. Ты чуть не погибла, и только твой брат-полубог вытащил тебя. Меня некому вытаскивать, Мэй. И даже тебе второй раз идти в воду нельзя.
Страшно.
Не шутка и не заигрывание, не желание покрасоваться. Он на самом деле готов сделать это, даже не рассчитывая остаться в живых. Пойдет и сделает. Не рассчитывая на удачу. И, самое страшное, — он прав, у него почти нет шансов. Мэй видела огонь, но… За последние триста лет Юттар единственный, кому удалось в полной мере. Тарин получил малую часть, она — и того меньше, и то, лишь потому, что брат был рядом.
Ее сила выросла. Но у Ренцо этой силы никогда не было вовсе. Как она может знать… Как может предлагать ему такое?
— Так нельзя! Если ты сам не веришь — ничего не выйдет.
— Когда будет нужно, я буду верить, — Ренцо усмехнулся.
Он пойдет до конца, чего бы это ни стоило.
И Река заберет его.
Нет!
— Не надо! Пожалуйста, не надо! Я не хотела этого…
Она рыдала у него на груди. Она обнимала, не давая ему переодеться.
Не позволит ему! Так нельзя.
Лис, так долго читавший древние тексты, заранее сказал ей, что у нее не выйдет, потому, что она выбрала не правильное время. Она могла бы поехать раньше, могла бы позже, но отправилась в горы только потому, что Юттар был свободен и мог поехать вместе с ней. А не потому, что именно сейчас это было так необходимо. Но она хотела попробовать. Мэй упряма.
Наверно, сама не понимала, что ей делать с этой силой. Так нельзя.
Должен быть единственный критический момент, когда отступать некуда и это безумно важно именно сейчас.
Для Юттара это был вопрос жизни и смерти, вопрос независимости его народа, высшей справедливости — задолго до того, как он спустился на дно гор. Либо он получит силу, либо Джийнар перестанет существовать. У него не было выбора.
Если Ренцо поедет только потому, что этого хочет Мэй — он погибнет. Какой бы упрямый он не был — его упрямства не хватит. Это должно идти изнутри.
Нельзя.
А если он погибнет, то как она будет жить без него?
Мэй не пустила.
Уговорила.
Да, это ее вина.
Да, она хочет, чтобы он сделал это, но не сейчас! Только не сейчас! Надо выбрать нужный момент. Подождать. Она умеет ждать.
Она осталась с Ренцо еще на несколько дней, пытаясь объяснить, доказать… Ей не нужны его подвиги, ей нужен только он сам. И ничего больше не нужно.
Все не так.
Все эти дни вместе — тяжело.
Но без него — совсем невозможно.
К следующей весне у Ренцо будет шанс стать легатом.
А через два года — такой призрачный шанс стать наместником. Но он попытается. Он сделает все, что от него зависит. И тогда придет за ней, Юттар обещал.
А там будет видно.
Вот только что будет с Юттаром за эти два года… Мэй боялась даже думать об этом, не то, что говорить.
Возможно, сейчас она больше всего нужна брату…
* * *
Дин сидел у камина, закутавшись в плед.
Когда она вошла, он этот плед скинул и вскочил ей на встречу, словно ничего нет, но она все равно видела. Ему плохо.
— Лисичка! Как ты? Как добралась?
Бледный, белые губы. Но старается держаться и даже улыбнуться ей. Он ей рад.
— Хорошо, Дин. А ты…
Наверно, ее волнение написано на ее лице.
— Ну, что ты, Мэй?
Обнял.
Она тоже обхватила его крепко, зажмурилась. Уткнулась носом в его плечо.
— Сейчас, Дин… Тебе холодно?
Она может помочь.
Хотя бы немного. Ведь все это из-за нее.
— Ты пришла, и уже теплее.
Так и есть. Так было уже, это правда. Сестра и брат, земля и небо, жизнь и смерть. Их сила едина, лишь проявление мужского и женского начала. Рядом они сильнее. Мэй и сейчас чувствовала, как мелкая дрожь в руках уходит, как его дыхание становится глубже. Ей даже не нужно ничего делать, просто быть рядом.
Она должна была вернуться раньше.
Ей вообще не стоило уезжать.
Но так хотелось увидеть Ренцо…
Если когда-нибудь придется выбирать — как же она выберет?
Но пока рано об этом думать. Она сделала то, что должна была, то, что требовало ее сердце. Но много ли счастья принесла эта встреча? Только слезы и боль в душе.
Дин взял ее за плечи и сам отступил на полшага, заглядывая в глаза.
— Ну все, — сказал он, даже щеки порозовели. — Хватит обниматься, мне уже лучше. Ты расскажи, понравилось ли тебе бегать лисой? Давай сядем? Хочешь чего-нибудь?
Теперь он улыбался совершенно честно, весело, и холод ушел. Вышло так легко? Надолго ли?
Может, все еще наладится?
