«Выпить зверобоя и поспать?» — задумалась Агата Андреевна, но поняла, что лень возиться с травами, и решила не суетиться.
Фрейлина приехала в Москву по просьбе своей кузины Аннет. Орлова очень любила свою «младшенькую», ведь при разнице в возрасте десять лет помнила Анну Алексеевну совсем крохой. После смерти родителей юная Агаша больше года прожила в семье дяди — великолепного Алексея Григорьевича Орлова-Чесменского. Вот тогда кузины и сблизились, с тех пор их взаимная привязанность только крепла.
«Хорошо, хоть дядя не дожил до пепелища, — вспомнив покойного благодетеля, задумалась Орлова, — столько сил он положил на эту усадьбу, столько денег в неё вложил…»
Впрочем, их маленькому женскому семейству грех было жаловаться: поместья Полины французы обошли стороной, а великолепный Остров — имение Орловых-Чесменских под Москвой — заслонили от врага войска генерала Милорадовича. Тот счёл своим долгом защитить от неприятеля могилу героя Чесмы, чем сохранил от разорения и все принадлежащие Аннет деревни. Так что графине Орловой-Чесменской, в отличие от многих других, удалось сохранить и имущество, и ценности, а теперь она спешно отстраивала порушенную московскую усадьбу и заодно помогала кирпичами и лесом соседним Донскому и Андроникову монастырям.
Аннет вызвала кузину отпраздновать восстановление одного из усадебных павильонов — «голубятни», как раз того, где Агаша жила до своего отъезда ко двору. При пожаре уцелела лишь кирпичная коробка первого этажа (второй и третий, построенные в виде круглых ротонд с крытыми верандами, были деревянными). Аннет вернулась в Москву в конце тринадцатого года и всего лишь через семь месяцев вызвала Орлову посмотреть на возрожденный дом.
— Не суди меня строго, — попросила Анна Алексеевна, — я делала всё по памяти, да и время такое, что ничего не купишь. Нужный оттенок краски или штофа никогда не подберёшь.
Орлова успокоила кузину — на самом деле результатом её трудов можно было только гордиться. Если не смотреть в сторону вырубленного парка, то «голубятня» выглядела точно такой же, как и прежде. И пусть всё внутри было лишь копией прежних интерьеров, но зато кузина смогла воссоздать прежнее величие екатерининской роскоши. К тому же Аннет постаралась — расставила кое-где милые сердцу вещицы. Орлова нашла у себя на комоде знакомую шкатулку розового дерева, а в соседней гостиной — картину с двумя пастушками кисти Ватто. Это примирило Агату Андреевну с действительностью, и если бы она ещё смогла хоть чем-то унять головную боль, стало бы и вовсе хорошо.
— Агата, ты не спишь? — позвали из-за двери. Аннет, в юности недолго прослужившая фрейлиной императрицы, звала свою кузину не домашним, а «столичным» именем.
Орлова откликнулась, и в дверях возникла жизнерадостная кузина. Одетая, как всегда, в белый атлас, что, впрочем, очень шло к её темным глазам и чёрным локонам, Аннет могла считаться образцом московской дамы — роскошной, богомольной и щедрой. Сейчас лицо кузины было страдальческим.
— Так пахнет краской, — пожаловалась Аннет. — Я, наверное, скоро с ума сойду, а что хуже всего — ни дуновения, ни ветерка. Как можно выветрить запахи, коли сквозняков нет?
Агата Андреевна с интересом ждала продолжения. Ясно же, что разговор был затеян неспроста. Фрейлина могла побиться об заклад, что Аннет захочет подвигнуть её на какое-нибудь паломничество. Впрочем, а почему бы и нет? Отпуск, предоставленный Орловой для посещения Москвы, хоть и заканчивался, но съездить в лавру или Новый Иерусалим ещё можно. Аннет просительно взглянула в глаза кузины и предложила:
— Давай хоть сами проветримся. Я уже велела закладывать экипаж, хочу съездить в Успенский собор на Покровке. Ты поедешь со мной?
Посетить Москву и не побывать в этом чуде красоты — церкви Успения Пресвятой Богородицы? Конечно, Агата Андреевна тут же засобиралась. Обрадованная Аннет посоветовала взять с собой веер.
— Но это лишь для экипажа, в храме веер не понадобится, я сама этому удивляюсь, но там всегда хорошо: летом — прохладно, в мороз — тепло.
Кузины раскрыли над головами кружевные зонтики и поудобнее устроились на мягких подушках новенького ландо с гербом Орловых-Чесменских на дверце. Кони в упряжке были как на подбор: крупные, без единого изъяна, с лоснящимися серыми в яблоках шкурами — краса и гордость дядиного конного завода.
— Кто теперь занимается лошадьми? — полюбопытствовала Орлова.
— Саша нового управляющего нашёл, говорит, что толковый.
Сашей в семье звали Александра Чесменского — незаконнорожденного сына покойного графа от дворовой девушки. Отец мальчика любил: сам воспитал и помог сделать хорошую военную карьеру. Сразу после смерти графа Аннет поручила сводному брату ведение всех дел по управлению многочисленными семейными поместьями, а сама отдалась тому, чего жаждала её душа, — благотворительности. Фрейлина чуть слышно вздохнула: для неё Саша по-прежнему был обаятельным красавцем — первой любовью, о которой так никто и не узнал. От воспоминаний отвлекла Аннет. Та в очередной раз вернулась к начатому за завтраком разговору:
— Так что же выходит? Полина везёт дочь домой? По-моему, это неразумно. Вы же не знаете, где теперь скрывается этот убийца юных девиц. Почему ты считаешь, что он не вернётся в Курляндию? Тебе же написали, что сумасшедшая мачеха мертва. А убийца — её прямой наследник. Может, он уже приехал на семейный хутор, просто ещё выжидает…
Агата Андреевна уже пожалела, что рассказала кузине о деле Островских. Впрочем, Аннет и до этого всё знала: графиня Брюс поделилась с «младшенькой» всеми подробностями случившегося, Орловой оставалось лишь рассказать то, что сообщил ей в своём письме барон Тальзит. Кузины проговорили об этом всё утро, но Аннет всё никак не унималась. Пришлось рассказать и то, о чём Орлова собиралась пока умолчать:
— Знаешь, это всего лишь мои догадки, но мне кажется, что Островский не успокоится, пока не добьёт и свою последнюю жертву, и ту девушку, которая расстроила все его планы.
— Да ты что?! — всплеснула руками Аннет. Орлова по собственному опыту знала, что теперь кузину уже не остановить. Легче было всё рассказать самой.
— Помнишь, Илария стала любовницей пасынка, когда тому исполнилось шестнадцать? Связь со зрелой женщиной часто производит на юношу неизгладимое впечатление. Он полностью подпадает под влияние любовницы, а в случае Островских надо принимать во внимание ещё и извращённые наклонности этих двоих. Я думаю, что дикая жестокость — вещь наследственная. Ведь Островские очень близки по крови: пасынок приходится мачехе родным племянником. Теперь поставь себя на место преступника: он потерял единственную родную душу — к тому же любовницу, лишился имения и в довершение всего поневоле выпал из рядов своего сословия.
— Сам виноват. Неужели нельзя было обойтись без этих кошмарных извращений? — заметила Аннет, и вдруг брезгливость на её лице сменила насмешливая улыбка. — Впрочем, кому бы обсуждать плотские утехи, но только не двум старым девам…
Орлова хмыкнула — язык у кузины всегда был как бритва.
