— Да и ладно, — фыркнула Аннет, — туда ему и дорога.
Подобное замечание из уст столь богобоязненной дамы, как графиня Орлова-Чесменская, звучало почти кощунственно, и Агата Андреевна развеселилась.
— Я тоже так думаю, но нам, наверное, лучше держать своё мнение при себе, — заметила она и с улыбкой спросила: — Ну, теперь твоя душенька довольна? Я всё рассказала. А ты-то отпустишь меня наконец?
Аннет вздохнула, но все-таки разрешила:
— Езжай уж, а то императрица-мать небось места себе не находит. Кто ей без тебя станет карты раскладывать?
Гадание Аннет считала чуть ли не смертным грехом, и обсуждать с ней эту тему было себе дороже, Орлова пропустила язвительный намёк мимо ушей и собрала оставшиеся вещи в сундук. Скоро перед «голубятней» остановилась почтовая тройка, слуги отнесли вниз пожитки Агаты Андреевны, и она, простившись с кузиной, села в экипаж. Кони тронули, ещё минута — и фрейлина покинула усадьбу Орловых-Чесменских.
«Как же тесен мир, — размышляла Агата Андреевна, проезжая мимо закопчённых стены Донского монастыря. — Кто бы мог подумать, что дело, начавшееся в Курляндии, отзовётся на юге России, а потом вернётся ко мне в Москве… Ну не чудеса ли? Или это все-таки знак свыше?»
Ну не чудо ли? Илария смотрела на свою сестру. Марианна — по-прежнему молодая и красивая — сияла жемчужной улыбкой и блеском крупных чёрных глаз. Сестра поманила к себе Иларию, а когда та подошла, с радостью сообщила:
— Ну, вот ты и проиграла. Ничего у тебя не осталось — ни мужа, ни дома. Ты — жалкая, уродливая нищенка. Посмотри на себя: мужичье в портовом борделе такую даже задарма не возьмёт.
— Врёшь, это ты проиграла! — огрызнулась Илария. — Я отправила тебя на тот свет, забрав все: дом, мужа и сына.
Марианна расхохоталась:
— Ну, ты как была дурой, так и осталась. Глянь на меня, мне двадцать шесть, я — красавица. Ты сделала мне настоящий подарок, опоив настойкой. Моя смерть оказалась лёгкой и прекрасной, а красота теперь останется вечной. Валерьян снова со мной — он опять стал моим рабом, а мой сын стрелял в тебя. Так что это ты — неудачница.
Марианна принялась тыкать в сестру пальцем и издевательски хихикать. Это оказалось так унизительно.
«Надо убить мерзавку», — решила Илария.
Она выхватила длинный и острый нож, прихваченный на кухне у Параскевы, и кинулась на сестру. Один удар — и нож легко вошёл в грудь Марианны. Но где же кровь? Марианна постучала пальцем у виска, изображая, что она думает о разуме сестры, и фыркнула:
— Сумасшедшая! Уже совсем ничего не соображаешь. Как можно убить убитого?
Марианна размахнулась и отвесила сестре звонкую оплеуху. Голова Иларии мотнулась и ударилась виском обо что-то холодное и твёрдое. Боль прострелила голову. Женщина схватилась за висок и… проснулась.
«Господи, спасибо тебе, это — всего лишь сон», — перекрестилась Илария.
Она огляделась по сторонам, пытаясь понять, где находится. Темень казалась беспросветной, потом глаза стали привыкать, и с двух сторон от кровати проступили скошенные стены. Словно крышка гроба! Мысль эта ужаснула — руки и ноги противно затряслись, а сердце заныло.
— У-у-у! — вырвалось у Иларии, и это помогло — женщина осознала, что жива.
Ощупав себя, она поняла, что лежит на постели у деревянной стены, рядом стоит крохотный столик, и кровать слегка покачивается.
«Каюта… Я — на корабле, — наконец вспомнила Илария. — Просто здесь нет окна».
Корабельный чулан оказался последним свободным местом на судне, уходившем в Англию. Приказчик в конторе, торгующей местами на рейс, не хотел селить даму в подсобку, но Илария умолила его, рассказав слёзную историю о смертельной болезни «дорогого папочки». Ведь попасть нужно было именно на этот корабль.
«Интересно, нашли уже гувернантку или нет?» — спросила себя Илария.
В Петербурге она следила за каждым шагом предателя-любовника, хотя негодяй даже не подозревал об этом. Илария снимала койку в мансарде того же портового трактира, где остановился Лаврентий. Она спала рядом со служанками и подслушивала все разговоры этих глупых куриц, обсуждавших красавчика постояльца, а сама день-деньской хвостом ходила за пасынком.
Так Илария узнала, что Лаврентий купил на Охте новые документы и отправил запрос на получение заграничного паспорта. Сама Островская не могла себе такого позволить: денег у неё почти не осталось. В Москве она промышляла тем, что вытрясала монетки из церковной кружки с пожертвованиями. Впрочем, было ещё одно подспорье: тогда Иларию подкармливала Параскева. Кухарке требовалась благодарная слушательница для бесконечных хвастливых рассказов, а Илария умела изобразить полнейшее восхищение.
— Гори ты в аду, шалава, — пожелала Илария в ночную тьму и вновь мысленно от плеча до кисти вспорола руку заснувшей от опия кухарки. Ничего другого эта жирная дрянь не заслужила.
Вспомнились пироги, которыми в день своей смерти угостила гостью Параскева, и сразу же заурчало в животе. Голод ведь не тётка.
«Зато я раздобыла документы и теперь плыву в Англию», — утешила себя Илария.
С английской гувернанткой ей повезло необычайно. Прямо с корабля сухопарая конопатая мисс приехала в портовый трактир, чтобы переночевать, а потом отправиться в далёкое саратовское имение. Английский паспорт — вот то, что требовалось Иларии. Ещё до рассвета она взяла фартук одной из спящих горничных и постучала в комнату Джейн Вилкс. На ломаном английском Илария втолковала гувернантке, что за ней прислали экипаж. Англичанка собралась, а лже-горничная объяснила, что коляска стоит довольно далеко, поэтому трактирщик велел проводить госпожу к нужному месту. Илария ухватила саквояж иностранки, та расцвела улыбкой и дала любезной провожатой полкопейки.
У воды англичанка по-птичьи закрутила головой, ища несуществующую карету, а Илария, зажав гувернантке рот, полоснула её ножом по шее, вспоров горло. Островская обыскала убитую и столкнула её в воду. Припрятав вещи в дровяном сарае, Илария дождалась экипажа, присланного из имения, и отправила кучера назад, сказав, что гувернантку перекупили другие помещики. Теперь у Островской появились паспорт и деньги, правда английские, и она пока боялась их тратить.
— Наш красавчик сказал, что на днях уезжает за границу, — сообщила одна из служанок другой, и Илария поняла, что дело у пасынка выгорело: тот получил свой заграничный паспорт.
Проследив за Лаврентием до конторы судоходной компании, женщина дождалась, когда пасынок закончит своё дело и уйдёт, и, обратившись к приказчику, попросила билет на корабль. Старик развёл руками: мол, только что отдал последнюю каюту, и тогда Илария пустила в ход слёзы и трогательную историю об умирающем отце. Так она оказалась в этом чулане.
«Ничего. Я потерплю, — пообещала себе Островская. — Плавание когда-нибудь закончится, а в Англии я быстро разберусь, почему Лаврентий бегает за этой чёртовой сучкой».
