Министр подозревал, что у обычных людей, у тех, кто не занимается историей профессионально, в голове такая же каша. Может быть, и вправду выкинуть настолько ненужный предмет к чертям?
– Так что исторические сведения не то что бесполезны, они откровенно вредны, – закончил речь гость. – Ну, и что вы скажете?
– Звучит разумно… но сами понимаете, что нужна инициатива сверху… и представляете, – министр потер вспотевшие ладони, – какой вой поднимут представители общественности? Учителя, академики…
– Нет, тут нужна не инициатива сверху, а ваша инициатива, – покачал головой мужчина с бородавкой. – Считайте, что она будет поддержана. Мы пролоббируем ее так, что отказа не будет. А что до общественности, до всех этих паршивых интеллигентов, что мнят себя кем-то, а на самом деле являются паразитами на теле государства, то забудьте о них. Самых рьяных мы улестим, подкупим, а неподкупные… Когда власти в России мешали протесты?
Министр понимал, что, выступи он с инициативой убрать историю из школ, его непременно съедят. И даже если инициатива будет реализована, им самим, скорее всего, пожертвуют.
Он понимал, что выступает в качестве жертвенной фигуры.
А партию ведет вот этот сидящий напротив неприметный тип.
– Ладно, – сказал министр. – Мы подготовим соответствующий проект… к осени, я думаю, а там уж надеюсь на вашу помощь…
«Министерская пенсия – это ведь не так плохо? – подумал он. – Можно еще занять какой-нибудь непыльный пост в банке жены, чтобы ничего не делать и получать хорошую зарплату…»
Гость улыбнулся, и глаза его посветлели, вновь стали серыми.
– Хорошо, что мы друг друга поняли, – сказал он.
Глава 8
…их воображение рассеянно и туманно… Предоставленный самому себе русский не испытывает надобности объяснить самому себе, каким образом совершаются события, какие они влекут практические и необходимые последствия, а также какими рациональными или последовательными мерами можно их вызвать или предотвратить… Русский гораздо менее пользуется умом, чем своим воображением и чувствительностью; он меньше старается понять, чем представлять или догадываться. Чаще всего он действует по вдохновению, по рутине или по принуждению.
М. Палеолог «Дневник»
Иван остановил машину на самом берегу старого, заброшенного канала. Позади остался пятачок конечной остановки автобуса и сама остановка с людьми на ней. Правее виднелись остатки шлюза, левее – Нева, над гладью которой высился остров с башнями и стенами.
В тело реки вдавался причал, на нем кучкой стояли мужики в штормовках и бейсболках. А за каналом и узкой полосой земли уходила за горизонт блестящая водная гладь.
– Куда это мы приехали? – спросил Игорь и потянулся.
– Орешек, – сказал Олег. – Он же Шлиссельбург, Ключ-город. Нам крайне необходимо побывать в крепости.
– Что, и там живет кто-то из ваших?
– Нет, – необычайно хмурый Сергей покачал головой. – Все куда серьезнее. На самом деле – это ключ к русской земле. Здесь можно пообщаться… как бы тебе сказать… с теми, кто ее хранит.
Игорь подумал, что удивляться он, оказывается, еще не разучился.
Выбравшись из машины, ощутил дувший с Ладожского озера ветерок. Несмотря на то что солнце грело яростно, он показался холодным.
– Кто-нибудь хочет остаться? – спросил Олег. – Всем ехать не обязательно.
– Нет, – Сергей вздрогнул.
– Нет, – сказал Иван.
– И я с вами… – добавил Игорь.
Они пошли к причалу, стали видны привязанные к нему моторные лодки. Кружок из куривших мужиков распался, один, смуглый и маленький, двинулся навстречу, заложив пальцы за ремень потертых джинсов.
– Нам нужно в Орешек, – сказал Олег.
– Поехали, – сказал мужик и сплюнул сквозь дырку на месте одного из передних зубов. Это получилось настолько по-мальчишески, что Игорю почудилось, что перед ними – подросток.
Мужик назвал сумму, и Олег не стал торговаться. По каменным ступеням они спустились к одной из лодок и осторожно забрались внутрь. Мужик отвязал веревку, затарахтел мотор, и посудина, борта которой поднимались над водой едва на полметра, двинулась прочь от причала.
Выйдя на открытую воду, лодочник добавил скорости.
Они мчались, едва не перескакивая с волны на волну. В лицо летели брызги, отражавшееся от воды солнце слепило, бивший в лицо ветер трепал волосы. Игорь ощущал дикий, ничем не омраченный восторг полета.
Даже закрыл глаза на мгновение, представляя, что он сам, точно птица, скользит над Невой…
– Вот он, – сказал Сергей, и голос его пробился через тарахтение мотора.
Остров приблизился, вырос причал, будка у его основания. Башня справа была круглой, а коническая крыша ее – красной. Левая, в которой виднелся вход, казалась ниже и в сечении представляла собой квадрат. Стена между ними имела крытую галерею наверху, и над ней поднимались развалины кирпичного здания.
Видно было, что дальше за правой башней стена разрушена, что на ней растут трава и деревья, но все равно Орешек производил впечатление грозной, суровой мощи. Казался каменным великаном, спящим на границе реки и озера.
Легко было представить, что на его стенах вот-вот появятся защитники.
Подошли ближе к причалу, и лодочник стал сбрасывать скорость, а потом и вовсе выключил мотор.
– Когда за вами вернуться? – спросил он, причаливая. – Или лучше запишите мой номер сотового.
– Я запомню, – сказал Олег.
Мужик надиктовал номер. Олег расплатился. Вылезли на причал, и тут Игорь понял, насколько он замерз во время этой короткой прогулки. Вновь закряхтел мотор, и лодчонка, развернувшись, полетела обратно к берегу, к невидимому с острова каналу.
– Видит господь, не нравится мне это место. Нечистое оно, бесами тут пахнет. – Иван перекрестился.
Было ясно, что ему не по себе. В темных глазах застыло пугливое выражение, а руки подрагивали.
– Я предлагал остаться, – голос Олега звучал спокойно, но все же в нем чувствовалось напряжение. – Теперь поздно, прах и пепел. Нас заметили.
Игорь хотел спросить, кто именно, но тут почувствовал внимательный взгляд. Шел он со стороны стен и башен древней крепости и ощущался почти как давление – на глаза, на мозг и на все тело.
– Пошли, – сказал Олег и зашагал в сторону цитадели.
Игорь поначалу чуть приотстал, а потом нагнал топавшего последним Сергея и тихо спросил:
– Так зачем мы сюда приехали?
– Пойми, Шлиссельбург – это ключ, – ответил Сергей шепотом. – Ключ к мифу, даже ко многим. К мифу о новгородской вольнице, о Смутном времени и Петре Первом, даже об Иване Антоновиче и «Народной воле». Тут за века пролилось столько крови, что страшно представить, эти стены видели тысячи смертей, слышали невероятно много мучительных стонов…
