Между блистательным Парижем и могучей Московией: кто претендовал на польский престол
7 июля 1572 года умер король Сигизмунд II Август. У него не было детей-наследников. Мужская линия династии Ягеллонов пресеклась. На польский и литовский престол претендовали несколько кандидатов: император Священной Римской империи Максимилиан, его сын Эрнест, русский царь Иван IV, его сын Федор, шведский король Юхан III, французский принц Генрих Анжуйский.
Польская шляхта предъявила следующие требования:
— король не может по своей воле менять государственный строй, объявлять войну без согласия всех земель государства и т. д.; все вопросы, связанные с войной, он обязан согласовывать с рыцарством и шляхтой обоих народов;
— король не может самостоятельно, без консультаций с панами, вести переговоры и отправлять посольства;
— при короле учреждается Рада из шестнадцати сенаторов, с которыми он советуется по всем вопросам;
— король может распоряжаться казной только по согласованию с сенаторами;
— королю нельзя жениться без дозволения Рады и Сената.
Оставалось узнать, что по поводу этих требований думают кандидаты на престол.
Польская шляхта склонялась к кандидатуре Генриха Валуа. В посвященных ему одах и сонетах говорилось, что от прихода добродетельного Генриха московиты и татары будут трепетать, а поляки станут храбрее. На него возлагали надежды, что он построит флот на Балтике, разобьет московитов и турок. Французов интриговала тема прихода короля из высокоразвитой Франции в далекую Польшу, граничившую с варварскими Литвой, Московией и Татарией. К Речи Посполитой относились с симпатией и любопытством, но ставили ее однозначно ниже себя.
Паны Великого княжества Литовского больше склонялись к православному царю или его сыну. Впрочем, не стоит преувеличивать энтузиазм русинских кругов Литвы по поводу кандидатуры Ивана Грозного: его поддерживал очень узкий круг аристократов, да и то во многом из эпатажа, желания позлить поляков и т. д. Паны опасались, не придет ли в Речь Посполитую вместе с новым государем кровавая тирания по образцу недавней московской опричнины. Поэтому от царя Ивана шляхта ждала разъяснения его позиций по принципиальным вопросам: о сейме, шляхетских вольностях, правах собственности на имения, религиозной свободе и т. д. Если переводить на современный политологический язык, от царя ждали предвыборную программу, хотя, конечно, в ХVI веке такого термина не знали.
Что-то вроде такой программы царь изложил на переговорах с литовским послом М. Гарабурдой в феврале — марте 1573 года в Новгороде и в посланиях, отправленных в Литву в апреле того же года. Иван IV выдвинул идею объединения в Восточной Европе Королевства Польского, Великого княжества Литовского и Московского государства под властью одного монарха, носящего титул: «Божией милостию государь и великий князь всея Руси, Киевский, Владимирский, Московский, король Польский и великий князь Литовский». Иван Грозный не стал обещать перейти в католическую веру, но выступил защитником православия в Великом княжестве Литовском. Он также поставил ряд личных условий: хоронить правителей нового государства будут только в России, они могут выбирать жен из числа подданных, на старости лет монарх может добровольно отойти от дел и принять монашеский постриг. Само приглашение на престол он расценил как добрый знак: если удастся создать в Восточной Европе христианскую сверхдержаву, то туркам и другим мусульманам конец. На время переговоров Иван IV объявлял о продлении перемирия 1570 года.
Однако паны не услышали в царских речах главного: не было сказано ни слова ни о дворянских вольностях, ни об ограничении власти короля в пользу аристократии. Таким образом, ответа на животрепещущие вопросы шляхта не получила, что и вызвало у дворянства Великого княжества Литовского разочарование в московской кандидатуре. Таким образом, первые выборы Иван IV проиграл, даже толком не успев в них поучаствовать.
Французский принц на польском троне
14 мая 1573 года Речь Посполитая избрала своим королем французского принца Генриха Валуа. Во Францию отправились наиболее знатные и влиятельные польские паны: познанский епископ Адам Конарский, Альбрехт Лаский, Ян с Течины, Анджей с Горки и другие. 21 февраля 1574 года состоялась коронация, сопровождавшаяся торжественным поклонением французского гостя королевским гробницам в подземельях Вавеля.
Поляки ликовали. Представитель французских королей на престоле повышал международный престиж Польши. Польские поэты и художники наперебой представляли двору стихотворные и музыкальные произведения, восхваляющие Генриха. В Европе также проснулся интерес к далекой восточноевропейской стране: в 1574 году во Франции и Германии вышло много сочинений, посвященных элекции «короля Польши и Сарматии». Знания европейцев о восточных пределах континента были нетвердыми, поэтому вслед за античными авторами земли к востоку от Одера и Вислы называли «Сарматией» — по имени древнего народа сарматов.
Между тем избрание принца Валуа не вызывало всеобщего восторга. Больше всех был недоволен сам Генрих. Это и немудрено, если ознакомиться с так называемыми «артикулами Генриха» — условиями его избрания на польский престол.
Артикулы провозглашали ликвидацию в Речи Посполитой наследственной монархии. Король гарантировал, что «…ни мы, ни наши потомки… не должны при жизни назначать или выбирать короля и возводить на престол нашего преемника с тем, чтобы право свободного выбора нового короля навсегда… сохранялось бы за всеми коронными сословиями».
Польский монарх фактически не мог проводить самостоятельную внешнюю политику: объявлять и прекращать войны, заключать союзы и даже объявлять набор войска без согласия «сената обоих народов» и «без сеймового постановления всех сословий». Парадоксально, но при этом король объявлялся гарантом обороны страны и сохранения территориальной целостности государства («Мы и наши потомки обязываемся и будем обязаны осуществлять оборону коронной границы двуединого народа от вторжения любого неприятеля»). Как можно защищать страну без военных полномочий и статуса командующего, артикулы не поясняли.
Впрочем, права правителя Речи Посполитой во внутренней сфере были столь же ничтожны. Он не мог по своей воле изменять или ликвидировать придворные должности, не смел вводить законы, ущемляющие положение знати. Даже в спорах между аристократами на сейме король мог только уговаривать и увещевать, но не должен был «ничего решать своей властью». Артикулы гласили: «Специально оговариваем, что не будем вводить ни налогов, ни податей в наших королевских имениях и в имениях духовенства, а также пошлин в наших городах и… во всех наших землях, входящих в корону, без разрешения всех сословий на вальном сейме». Если монарх неугоден подданным, покушается на их вольности — они имеют право на мятеж: «А если бы мы — от чего сохрани нас господь! — выступили против прав, вольностей… или что-нибудь не выполнили бы, тогда мы объявляем граждан двуединого народа свободными от послушания, от веры нам и от нашей власти». Даже жениться или разводиться польский король мог только с разрешения панов.
