Кажется, отца такая реакция тоже озадачила, он удивленно поднял густые кустистые брови, а потом разговор прервала негромкая трель, кто-то желал с ним поговорить. Отец относился с настороженностью ко всяким электронным игрушкам и предпочитал всем прочим связным устройствам простой и надежный, как дубина, браслет-голограф, связанный с прилепленной к уху гарнитурой.
Разговор затянулся. Судя по тем обрывкам, что я слышала, отца вызывали обратно на службу. В конце концов, ограничившись ворчливым и угрожающим: «Вечером поговорим!» — он ушел.
А я сползла с дивана и побрела в ванную. Ни объяснения, ни допросы, ни угрозы меня не трогали. Хотелось лечь и умереть или забыть все как предутренний кошмар и проснуться. Но еще больше хотелось прижаться к сильному, жилистому телу, обтянутому эластиком тренировочного комбинезона, и спрятаться под мышкой от всех дурных мыслей и внешнего мира. Даже несмотря на то, что вот именно сейчас я Кляксу почти ненавидела — за то, что бросил, не сказав ни слова.
День до вечера тянулся долго. Я долго отмокала в ванне, потом смотрела какой-то бесконечный детективный сериал — наивно-сказочный и потому когда-то любимый, с плохими преступниками и хорошими полицейскими, в котором добро неизменно побеждало, — и механически перебирала одежду. Доставала, надевала, снимала и убирала обратно все подряд.
Потом, обняв клетчатую юбку, сидела на полу у шкафа и опять рыдала или скорее выла — громко, в голос. Радуясь тому, что этого никто не слышит и можно хоть биться головой об стену — все равно никто не увидит, не удивится, не сдаст в конечном итоге врачам.
К вечеру я сумела как-то успокоиться, поэтому к возвращению мужчин вполне напоминала живого человека.
К счастью, первым вернулся Макс, самый любимый из моих домашних мужчин — легкая и жизнерадостная язва, всего на пять лет старше меня. Он не грозился, не читал нотаций, а просто болтал, вспоминая какие-то забавные истории, о которых я не знала, произошедшие за этот год.
Он же сообщил, что у партизана Димки за это время завелась девушка, и вроде бы даже завелась всерьез, и вроде бы даже с мыслями об устройстве отдельного семейного гнезда и самостоятельной ячейки общества. Правда, предупредил, что пока это страшная тайна и травмировать зазнобу знакомством с отцом семейства старший не спешил. Видимо, опасался, что зазноба испугается и сбежит. Нет, к пассиям сыновей майор был куда лояльней, чем к тем молодым людям, что пытались ухаживать за мной, но… все же он весьма специфический человек.
Если бы не Макс, с отцом я непременно поругалась бы, а так вечер прошел вполне мирно, уютно и даже душевно. Лесин-старший то ли забыл об отложенном на вечер продолжении разговора, то ли сознательно не стал возвращаться к этой теме.
Сложнее оказалось пережить ночь, но и она все же закончилась, позволив мне под утро задремать и проспать до полудня и даже дольше. Так что следующий вечер, принесший гостей с форменным допросом, наступил достаточно скоро.
Эрнесто Санчез, смуглый и черноглазый, жилистый и крепкий, словно отлитый из металла мужчина средних лет, мне неожиданно понравился. Неожиданно — потому что от разговора с безопасником (а сомнений в принадлежности его именно к этому ведомству у меня не было) я не ожидала ничего хорошего. Но он был вежлив, последователен, тверд и точен — просто расспрашивал, как и что произошло, как я оказалась у пиратов и что было потом. Без фальшивого сочувствия, без попыток покопаться в моих чувствах и эмоциях, а самое главное — без каких-либо оценок моего поведения и поведения окружающих. В общем, не лишенный обаяния Эрнесто умел расположить к себе собеседника и точно знал, как именно стоит делать это в любой конкретной ситуации.
Беседа надолго не затянулась. Под конец у меня сложилось впечатление, что этот Санчез и так прекрасно знал все, о чем спрашивал, но желал выполнить все формальности. Да я, собственно, почти ничего и не рассказала: о нападении на транспортник, о визите на «Зею-17» — и только. И то заверила следователя, что понятия не имею, кто из пиратов в кого стрелял на транспортнике. Не то чтобы пыталась выгородить измененного, но… строго говоря, лица ведь я не видела, верно?
И — да, пыталась. Хотя и понимала, что мои слова ровным счетом ничего не решат.
Про приключения на «Тортуге» я также не упоминала, заверила Санчеза, что просто сидела в каюте: точно знала, хоть мы и не сговаривались заранее, что и сам Клякса станет придерживаться той же версии.
Потом меня пару раз вызывали для повторных бесед, необременительных и еще более формальных, и примерно через неделю эта история официально закончилась. Словно и не попадала я никогда к пиратам, а эти две недели мне просто приснились. И все вокруг, кажется, старательно придерживались той же версии, ни взглядом, ни словом не напоминая о приключениях. Как будто я спокойно закончила свой перелет на мирном транспортнике в хорошей компании, и все.
Во всей этой ситуации была только одна проблема: я помнила. Все, до последней детали, с каждым днем и часом отчетливее. Продолжала ощущать на губах вкус единственного поцелуя, чувствовать тяжесть руки поверх одеяла и, кажется, незаметно для себя самой начала ненавидеть звезды.
Наверное, когда-нибудь я научусь с этим жить. Или вернее сказать — без этого?
ГЛАВА 12,
в которой Алиса начинает жизнь с чистого листа
Стыдно убивать героев для того, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных. Терпеть я этого не могу.
Евгений Шварц. Обыкновенное чудо
Алиса Лесина
Сладкий, жасминовый, коварно прохладный ветер гладил плечи и ерошил волосы. Мелкие облака неслись по небу стремительным встревоженным роем, и солнце то пряталось за очередным из них, то опять сияло, пробуя силы и разминаясь перед приближающимся летом.
Я сидела на скамейке в парке, ела мороженое и наблюдала за пляской теней на дорожке — тени падали от облаков, от ярко-зеленых, еще молодых листочков, от проносящихся высоко над головой, за защитным экраном, авионов. На этот раз весна тоже радовала, но совсем не так, как обычно. Во всем этом прорастании и расцветании мне чудилась фальшь.
Два месяца прошло с моего возвращения на Землю. Я жила, больше не плакала, общалась с людьми, без спешки искала новую работу — благо заработанных за время командировки на Роолито денег хватало для обеспечения моих весьма скромных нужд. И… пожалуй, все. Существовала, так точнее.
Но это вполне можно было назвать достижением, потому что мысли решить проблему простейшим путем меня посещали. Правда, надолго в голове не задерживались, и не в последнюю очередь благодаря тому самому человеку, недолгое знакомство с которым разломило мою жизнь на «до» и «после». Каждый раз, задумываясь о смерти, я вспоминала безобразную сцену, свидетелем которой оказалась, попав в воспоминания Кляксы, неизменно встряхивалась, давая себе пинка, и на какое-то время вытаскивала себя из этого болота. Но, увы, ненадолго.
