— Хорошо, Юрик. Давай так. Я тебе даю черновой материал — 180 минут видео. Твоя задача — к завтрашнему дню подготовить монтажный лист для режиссера, чтобы тот смог смонтировать программу и она вышла в эфир. Сделаешь — и я плачу тебе из своего кармана двести долларов.
Двести долларов по тем временам в Украине — деньги немалые, и Лавров знал, что говорит. На эти деньги семья из трех человек могла прожить, не голодая, два месяца. На предложение Виктора одноклассник Юра глупо ухмыльнулся и посмотрел вокруг, в поисках поддержи у друзей, которые с интересом следили за развитием беседы.
— Ну… я не знаю. А как это?.. А я не умею.
— А чего же ты говоришь, что мы ни хрена не делаем? — засмеялся Лавров.
— Да я так, ляпнул… Не подумал… — под общий хохот признался Юрий.
Вот и весь разговор.
Поэтому здесь, в поезде, Виктор был готов к любым сюрпризам, и к таким голословным заявлениям, как и к повышенному вниманию к своей персоне, у него давно был иммунитет.
— Хе, простой безработный… — Журналист саркастически кашлянул, продолжая разговор. — А ты просто поработать не пробовал? Ты думаешь, я сразу пришел, сел в телевизор и начал вещать?..
— …Ой, ой, ой, — перебил собеседник. — Все это мы уже слышали. Вы все и на войне были, и грудь под пули подставляли, и… ля-ля, фа-фа. А только байки все это. Сладкая какашка для простых обывателей. А вся правда в том, что кто удачно попал — тот и живет. Особенно те, кого власть кормит.
Виктор понимал, что ждать тактичности от этого простого сельского мужика, да к тому же озлобленного, не стоит. Но и сам он, слегка «подогретый» самогонкой, не собирался «отсиживаться».
— Почему-то все патологические неудачники во всем винят власть, — вздохнув, сказал он.
— Да, Лавров! Но если неудачников становится слишком много, уж не власть ли виновата в этом?..
Виктор не нашелся, что ответить. Слишком неожиданным был поворот в разговоре с этим парнем.
— Я бы этих сволочей по стенке размазал! — крикнул мужик и ударил кулаком по столу так, что пустые стаканы тревожно застучали в металлических подстаканниках.
— Ш-ш-ш-ш, — успокоил собеседника Лавров, глядя на спящих дочек.
— Я дико извиняюсь… — спохватился Павел и в искреннем сожалении положил ладонь на грудь. — Пойдем, подымим?
Виктор, хоть и не курил, но кивнул головой, и мужчины вышли из купе, плотно прикрыв за собой дверь.
…В прокуренном тамбуре последнего вагона было, как на доске для виндсерфинга — чуть зазевался и упал. Да еще и как на дискотеке, когда танцующие еле-еле слышат друг друга.
— …Уймись, старичок. Все люди братья, — примирительно и как можно миролюбивее произнес Виктор, продолжая разговор, начатый еще в купе. — А к тому же у всех папы и мамы…
— Папы-мамы, говоришь? — желваки мужика надулись.
Лаврову совершенно не хотелось разводить агрессивную полемику с человеком, которого он видит первый и последний раз в жизни. Все будет, как в плохом кино. Сейчас этот «работяга» поведает ему о своей тяжелой судьбе человека, абсолютно не желающего трудиться, они обнимутся, спросят друг у друга «Ты меня уважаешь?» а завтра будут прятать глаза, пытаясь вспомнить: «Что, интересно, я ему вчера наплел?»
Но в этот раз Виктор ошибся. Его собеседник, которого, по удивительному совпадению нескольких последних дней, тоже звали Павлом, будто и не думал сильно пьянеть, а уж тем более обниматься. Закурив свою «Приму» без фильтра, он просто поведал историю из жизни…
— Два брата ехали по своим делам на машине. Трезвые ли, пьяные? Сейчас это уже не важно, — начал свой рассказ Павел, смачно затягиваясь «термоядерной» «Примой». — Попали в аварию… Один погиб. Второй, который был за рулем, — ни царапины… Брат… Родной брат… Не интересно?
Мужчина обратил внимание, что Виктор смотрит в окно.
— Нет-нет. Все нормально. Продолжай дальше…
Лавров слышал десятки таких историй, и ему действительно было не интересно. Но раз уж ввязался в разговор, нужно было уважать собеседника, и Виктор взял себя в руки и перевел взгляд на своего попутчика.
— …Дальше? Родители решили наказать преступника и подали иск…
«Родители? Иск? — пробило журналиста. — Да нет же. Бред, какой-то бред…» Но Виктор не ослышался.
— Да, родители обвинили старшего сына в гибели младшего, — кивнул собеседник, как бы поддакивая самому себе.
— …Но подожди! — путаясь в услышанном, переспросил Виктор. — Насколько мне известно, в случае гибели кого-то в ДТП в полиции в любом случае обязаны возбудить уголовное дело!
— Знаю только одно, — отмахнулся от Лаврова собеседник. — Парень мог и не сесть, а сел на шесть лет за убийство по неосторожности… Еще мать бегала и орала на все село: «Я его посажу! Я его накажу!..»
— Как?! — Виктор отказывался верить своим ушам.
— Вот так, Витя, вот так, — грустно резюмировал Павел. — Но дальше — больше. Через полгода родителям сообщили, что их сын, которого они так сурово наказали, был убит в тюрьме во время криминальной разборки.
— Ё!.. — воскликнул потрясенный журналист.
— Вот и я говорю, ё… За год потеряли все, что у них было — двух сыновей… А потом?.. А потом сами ушли, один за другим… Тоже за год.
— А-а-а… — Виктор с явным недоверием хотел задать еще какой-то вопрос, но вдруг уперся в жесткий взгляд Павла.
— …Не веришь? А я верю. Потому что знаю… Я племянник тети Зои и двоюродный брат этих парней. Еду вот оформлять наследство после смерти дяди Пети. Потому что другой родни у них не было… Вот тебе и братья. Вот тебе и папы, и мамы…
Павел вынул из-за пазухи недопитую бутылку самогона, сделал два глубоких глотка и нервно затянулся сигаретой.
— Откуда столько злости у людей? — после долгой паузы задумчиво произнес Виктор.
— А от голода… — вдруг прямо заявил Павел. — Тебе знакомо это чувство? Или забыл?..
Виктор осекся. Он вдруг понял, что все эти годы, путешествуя, он познавал мир африканцев, папуасов, эскимосов, кого угодно. А вот то, что в душе у собственного народа, — он упустил… Его узкопрофильный взгляд — взгляд маленького, но функционера, погрязшего в буднях телевизионного конвейера. Это взгляд владельца футбольной команды, не знающего, что такое по-настоящему получить по ногам в штрафной площади. Это — взгляд толстосума-олигарха в третьем поколении, который никогда не знал, что такое полкилограмма картошки и пакет кефира в холодильнике, а до получки еще неделя. Одной фразой собеседник обрубил всю его спесь. Но, как и следует представителю «четвертой власти», Виктор не подал виду, что это его зацепило.
— Ты слушай меня, журналист. Я тебя уважаю! Никто другой тебе правды не скажет! Будут лебезить, восхищаться, просить автограф…
Виктор действительно задумался. Давно у него не было такой беседы.
