– Как тут спокойно… – прошептала Агата, когда мужчины ушли.
– Нигде не испытывал ничего подобного, – кивнул Макс. – Сейчас зайдем на минутку внутрь. Храм совсем не похож на привычные церкви или мечети. Довольно зловещий на вид, но там с вами что-то происходит… Уходить не хочется.
Допив чай, они подошли ко входу в святилище. Агата сразу почувствовала, что имел в виду Макс: вход охраняло изображение огромной черной змеи, вырезанное в камне возле одной из колонн.
– У езидов змея священна, – пояснил Макс. – Они верят, что Ноев ковчег осел на горе Джебель-Синджар, и в днище образовалась дыра; тогда змея свернулась кольцами, заткнула дыру и спасла всех людей и животных ковчега.
Он нагнулся и развязал шнурки.
– Надо снять обувь. Когда будете входить, не наступите на порог: его нельзя касаться, можно лишь перешагивать. Да, и еще: старайтесь не показывать подошвы ступней – это считается худшим оскорблением.
Расстегивая туфли, Агата вспомнила амулет, который показывала им Кэтрин: змея, обернувшаяся вокруг пары ног. Странно, что эти символы фигурируют в другой религии, тысячи лет спустя после почитателей луны в Древней Месопотамии; еще более странно, что в обеих религиях змея выступает в качестве защитника, а не воплощения зла.
Внутри храма было темно и прохладно. К удивлению Агаты, журчание слышалось и здесь. Она спросила Макса, откуда доносится звук.
– Священный источник, – прошептал он. – Говорят, он течет до самой Мекки. Видите вон там статую?
Постепенно глаза привыкли к темноте, и Агата заметила возле алтаря огромную фигуру павлина, поблескивающую в свете единственной свечи. Павлин был отлит из серебра, перья отделаны драгоценными камнями: изумруды, аметисты и ляпис-лазурь отбрасывали на каменные стены причудливые цветные отблески.
– Его приносят в храм во время празднеств, – продолжал Макс. – Это Павлиний Ангел, также известный как Люцифер, Сын Утра.
Пока Агата рассматривала ангела, справа от алтаря открылась дверь, и вошла группа мужчин в белых одеяниях. Вокруг запястий у них были повязаны колокольчики; звяканье причудливо сочеталось с журчанием ручья, и на секунду Агате показалось, что она находится на лугу в Швейцарских Альпах.
– Когда они сядут, мы тоже должны сесть, – прошептал Макс. – Вон туда, на подушки.
Довольно скоро Агата обнаружила, что сидеть со скрещенными ногами на полу, не показывая ступней, не так-то просто. В конце концов она сдалась и поджала ноги под себя. Интересно, почему езиды считают ноги неприемлемыми, хотя при этом – по словам Макса – не смущаются видом женской наготы?
Почему-то на ум пришла Кэтрин, вышедшая из кабинки в хамаме, нисколько не смущенная, даже гордящаяся своим прекрасным телом.
Агата покосилась на Макса. Тот закрыл глаза: то ли молился, то ли медитировал. Вспомнились слова Кэтрин: на раскопках Макс каждое воскресенье ездит на мессу – двадцатимильное путешествие на муле через пустыню… Трудно поверить, что столь религиозный человек поддастся чарам такой женщины, как Кэтрин. С другой стороны, Леонард Вулли тоже верующий, однако же поддался…
Агата закрыла глаза и прислонилась к прохладной каменной стене. Вскоре она впала в легкое полузабытье; перед мысленным взором замелькали образы, точно снежинки в вихре. В какой-то момент ей даже почудилось, что она зависла над собственным телом и смотрит на него сверху вниз… Неожиданно в сознание проник голос Эркюля Пуаро. Слова прозвучали столь ясно и четко, как будто их произнес живой человек: «Ma chérie
[34], почему тебя так беспокоит сама мысль о том, что между ними может быть… tendresse?
[35]»
Звук гонга вывел ее из транса. Кто-то пронес мимо кадило, из которого валил едкий дым.
Макс открыл глаза и улыбнулся.
– Это сигнал: нам пора.
Агата с трудом поднялась: ноги затекли, и первые несколько шагов она хромала, словно древняя старуха. Макс шел впереди, по-кошачьи легкий и подвижный.
– Ну и как вам? – спросил он во дворе.
– Удивительно мило, совсем не то, чего ожидаешь от последователей Люцифера. Бывает, гуляешь где-нибудь на природе и случайно натыкаешься на особенные места: рощица, пронизанная солнцем, водопад в тайной долине… Возникает волшебное ощущение чего-то древнего, но хорошего, по-своему правильного, хоть и чувствуется связь с язычеством.
– Да, – откликнулся Макс. – Наверное, тоже святилища…
Они вышли из ворот и направились к машине.
– Знаете, а ведь это не просто храм, – сказал Макс. – Во время войны сюда прибыли сотни армянских беженцев, спасаясь от турок. Если бы езиды их не приняли…
Агата молча села в машину. Несмотря на безмятежную атмосферу храма – а может, и благодаря ей, – она чувствовала себя как-то неуверенно, некомфортно. В таких уединенных, мирных уголках вечно лезут в голову незваные мысли.
Ma chérie, почему тебя так беспокоит сама мысль о том, что между ними может быть… tendresse?
Отвечать на этот вопрос не хотелось.
Глава 15
Багдад, три дня спустя
Нэнси уехала с утра пораньше в британское консульство, и Агата снова завтракала на террасе в одиночестве. Вместе с кофе официант принес ей письмо. При виде крупного, старательного почерка сердце подпрыгнуло: от Розалинды.
«Дорогая мамочка!
Спасибо за письмо, которое ты послала, хотя оно было ужасно длинное. Мне очень жаль, что тебя тошнило на пароходе. Флору Петерсон вчера стошнило на географии – прямо на мою карту озера…»
Агата улыбнулась про себя, но тут ее кольнуло чувство вины: оказывается, Флора Петерсон быстро оправилась, когда за ней приехала мать и забрала ее на день: «…как мило она выглядела в новой шляпке, которую ей купила мама!» Чувство вины усилилось, когда она добралась до неожиданного конца:
«Я немножко устала писать тебе, так что теперь я напишу короткое письмо папе…»
В свои девять лет Розалинда могла быть беспощадно честной – в отца пошла. Вообще, в ней куда больше от Арчи, как в характере, так и во внешности: словно его черты наложились на личико фарфоровой куколки. Иногда Агата подозревала, что Розалинда больше любит папу, не зря они так похожи.
Она спрятала письмо в сумку. Арчи, будучи в Лондоне, наверняка уже получил свое. При мысли о нем в животе стало холодно и пусто: сегодня он женится на другой. Интересно, Розалинда его уже поздравила?
Агата рефлекторно глянула на часы, но тут же отвела глаза: ей совсем не хотелось знать, через сколько часов у дочери появится мачеха.
* * *
Нэнси шла мимо медных рядов. В полутемных нишах мелькали фигуры арабов с паяльными лампами, выплавляющих фантастические формы. Снаружи, на улице, были сложены в стопки готовые изделия на продажу: чайники, кастрюли и тарелки, блестящие на утреннем солнце. Чуть поодаль медные товары уступали место коврикам и попонам. Мимо протолкнулся мальчик, ведущий под уздцы мула. Животное было нагружено огромными тюками яркого хлопка. Нэнси отошла в сторонку, чтобы их пропустить, и тут ее пригвоздила к стене стайка ребят помладше с подносами на шеях.
