Рита Окуневич после смерти мужа, Гоши Окуневича — археолога и лингвиста, собралась переселиться в Америку — к дочери и внуку. Гоша никогда уезжать не хотел, злился всякий раз, как жена заводила разговор о своём желании эмигрировать из России, и твердил, что в Москве он родился, вырос и умрёт и в чужой земле не лежать ему ни за какие коврижки. Так оно и случилось. Гошу похоронили на Введенском кладбище, вскоре после этого Рита подала документы в консульский отдел посольства США и, пройдя интервью, получила визу. Продала мебель и квартиру, электронику и домашнюю утварь, книги раздарила, а «фамильные драгоценности» — два кольца, серьги и кулон — повезла на себе. Накануне отлёта заглянула ко мне домой — попрощаться. И вручила старый, повидавший виды, замызганный портфель. На мои вопросы ответила:
— Гошкины бумаги. Здесь они уже никому не нужны, а за океаном — тем более. Разбери, посмотри. Пригодятся — возьми себе, а не пригодятся — так выкини. Мне самой было жалко жечь.
Мы поцеловались, и она, промокнув слезу, упорхнула в загадочный, сверхцивилизованный Новый Свет.
А в портфеле учёного я нашёл черновики нескольких неизданных статей, снимки бесконечных раскопов — на Кубани, в Абхазии, Карачаево-Черкесии, Дагестане и неподалёку от Астрахани, схемы аланских древних погребений, описи отрытой посуды, украшений, оружия... Но в отдельном кармашке мною была обнаружена фотоплёнка. При увеличении оказалось, что на ней заснята непонятная ветхая рукопись — 26 кадров. Исключительно на старогреческом языке. И не просто на старогреческом — на его ромейском (то есть — византийском) наречии.
Я с большим трудом, обложившись словарями, сделал перевод. Назывался труд:
«ЖИТИЕ ЦАРИЦЫ АЛАНСКОЙ ИРИНЫ, ДОЧЕРИ ЦАРЯ НЕГУЛАЯ, ВНУЧКИ ЦАРЯ ДАВГАСАРА-ГРИГОРИЯ, СПРАВЕДЛИВОЙ И МУДРОЙ, ХРАБРОЙ ВОИТЕЛЬНИЦЫ, НИСПРОВЕРГШЕЙ СОВМЕСТНО С РУСЫО ГРОЗНОЕ ХАЗАРСКОЕ ЦАРСТВО, ДА ПОКОИТСЯ ЕЯ ПРАХ В МИРЕ И СПОКОЙСТВИИ, ПИСАННОЕ ПОСЛУШНИКОМ ЕПИФАНИЕМ ИЗ СВЯТОЙ ОБИТЕЛИ ИОАННА ПРЕДТЕЧИ, ЧТО СТОИТ БЛИЗ КРЕПОСТИ ТУСУМЕ НА РЕКЕ УРУПЕ, В ЛЕТО 6489 ОТ СОТВОРЕНИЯ МИРА И 981 ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА».
Из него я узнал о нелёгкой, полной приключений, взлётов и падений, счастья и отчаяния, жизни этой удивительной женщины, о которой не слышал ранее. Все мои последующие попытки отыскать в архивах и научных библиотеках современные взгляды на Ирину Аланскую и её биографию ничего не дали. Более того: сочинение Епифания тоже нигде не упоминалось. Где хранится подлинник, снятый Окуневичем, как попал к нему и куда исчез, остаётся нераскрытой загадкой. Спрашивать жену Риту, прозвонившись в Америку, было бесполезно: Гошины занятия никогда в ней не вызывали ни малейшего интереса. Он унёс ответы с собой...
Вместе с тем советоваться с кем-либо из историков я не торопился. Что спецы скажут? Часть из них поверит, срочно накропает диссертации и трактаты, разберёт «Житие» на масштабных конференциях, семинарах и диспутах, распечатает в альманахах и по Интернету, оттеснив Окуневича на десятый план. Часть — наоборот, опровергнет, скажет, что монашеский манускрипт — подделка, приведёт сотни аргументов и потребует предъявить сам пергамент. Доказав, что Гоша — провокатор и жулик. Нет, ни тот, ни другой исход мне не подходил.
И тогда я пошёл иным путём — изложил описанные события в виде романа. Заслонился щитом творческой фантазии: с беллетристики, как известно, взятки гладки. Для соотношения вымысла и реальности нет отдельных правил, ссылки на первоисточники не нужны... Но не предварить «Крах каганата» этим предисловием я не мог. Пусть моя работа станет своеобразным памятником Игорю Петровичу Окуневичу — страстному учёному, верному товарищу и хорошему человеку, подарившему мне основу для литературной версии, субъективного взгляда писателя на давно минувшие времена, на одну из страниц истории нашей замечательной Родины.
Часть первая
ЦАРИЦА-РАБЫНЯ
1
— Подплываем! Подплываем!
Этот крик с верхней палубы оторвал Ицхака бен Шимона Когена, бывшего главного раввина Константинополя, от вечерней трапезы.
— Господи, — прошептала его жена Дина и, прикрыв глаза, прочитала из Торы: — «Господи, благословен Ты, Бог, Который сохранил нас Живыми, дал нам силы и позволил дожить до этого часа!»
— Подплываем, подплываем! — весело повторил маленький Натанчик и задрыгал ножками, сидя на коленях у матери — дочери Ицхака, Ханны.
Молодая женщина сжала сына поперёк туловища и потёрлась виском о его мелкие тёмные кудряшки. А потом заметила:
— Море — только первая половина странствия. Что подстерегает нас далее, на дороге к Итиль-реке?
— Вседержитель милостив, — встал из-за стола священнослужитель и огладил бороду. — Будем уповать на Его покровительство. — Он вполголоса произнёс обязательную послетрапезную молитву и неторопливо начал подниматься по лестнице — посмотреть, как суда приближаются к берегу.
Чёрное, или, по-гречески, Понтийское море безмятежно зевало, предвкушая летний праведный сон. Небольшие волны налетали на коричневые борта каравана купеческих кораблей. Сквозь прозрачную голубую воду можно было заметить зыбкие туманные купола бестолковых, неизвестно зачем живущих медуз. В жарком, без дуновений воздухе пахло рыбой. Чайки, взволнованно полосуя небо, криками приветствовали прибывших. За кормой, на западе, раскалённое закатное солнце собиралось понежиться, окунувшись в сиреневую пучину. В алых его лучах, впереди, на востоке, вырисовывались могучие стены Самкерца, сложенные из белого камня, линия причала и рыбацкие плоскодонки, разбросанные на гальке...
— Подплываем, ребе Ицхак, — раздалось над ухом константинопольца, и раввин, оглянувшись, рядом с собой увидел Мара Яакова — толстого купца, в собственности которого и был каразан. На своих кораблях, лошадях и верблюдах тот возил с Волги на Босфор ценный рыбий клей, камфару, корицу, кожу, меха и рабов (в том числе — детей), а обратно — дорогие ткани, оружие, украшения из стекла и слоновой кости, красное вино, серебро и евнухов...
— Основные опасности уже позади, — продолжал торговец; говорил он по-гречески с сильным тюркским акцентом, выдававшим его хазарские корни. — От Самкерца — восемь дней пути до Итиля. Наши охранники хоть и поклоняются Магомету, но вполне надёжны. А ещё я думаю, что тархан Песах, как узнает о приезде вашей милости, выделит особый отряд для сопровождения. Шутка ли сказать, вы — такой уважаемый и великий в своём роде человек! Гордость сынов Израилевых! Мудрый толкователь Пятикнижия Моисеева! Выразил желание стать духовным наставником иудейского племени нашего Хазарского царства! Это исторический день!
На его льстивые слова Коген отозвался грустной улыбкой:
— Честно тебе скажу, добрый Мар Яаков: без особой радости я покинул Константинополь — мой родной город. Там остались могилы матери и отца, деда и других предков. Там остались сын и четверо внуков. Наша синагога осталась — да стоит она вечно! Наши прихожане. Но когда мне вручили свиток, содержащий милостивое приглашение от царя Хазарии — поселиться в его столице Итиле и занять место опочившего рабби Леви бен Араха, я не счёл возможным огорчить его величество дерзостным отказом. Ведь, в конце концов, после разрушения Иерусалима и изгнания нашего народа со святой обетованной Земли, государство хазар — первое и пока уникальное, во главе которого стоят иудеи. Может, это единственный шанс нашему богоизбранному народу вновь собраться вместе, встать плечом к плечу, сделаться источником разума, благочестия, справедливости для людей, не познавших пока Откровения Господня. Может быть, Хазария — наш всеобщий будущий рай. Нас нигде не любят, многие боятся, многие стремятся унизить, выгнать вон. А куда идти, где найти приют? Может быть, в хазарской земле, на брегах Итиль-реки?
