Книга Крах каганата, страница 18. Автор книги Михаил Казовский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Крах каганата»

Cтраница 18

— Что? В каком положении? — равнодушно спросил Иосиф.

Женщина потупилась:

— Осенью надеюсь разрешиться от бремени.

У него на лице возникло добродушное удивление:

— Да неужто? Вы затяжелели?

Покраснев, государыня ответила:

— Бабка-повитуха считает, я на третьем месяце.

Он поднялся и поцеловал её в шею:

— Поздравляю, милая. Вы порадовали меня. Если будет мальчик, я провозглашу его собственным преемником.

— Ну, а если девочка? Вы провозгласите Патана?

Самодержец отвёл глаза:

— Поживём — увидим...

Ханна закипела:

— Знаю ваши тайные устремления! Если не рожу вам наследника, завещаете трон этому ублюдку, сыну христианской суки, Давиду!

Государь опешил:

— Что вы мелете, ваше величество! Трёх моих сыновей нет среди живых!

— Ах, не лгите, ваше величество! Кто у вас живёт в башне Ал-Байда? Не Святой ли Дух?

Щёки у Иосифа сделались свекольными. Он в негодовании прошипел:

— Замолчите, слышите? Как вы смеете упрекать в нечестности самого каган-бека? Захотели развода? Это я устрою!

— Что ж, попробуйте. Мой отец вам его не даст. Ну, а я и мать растрезвоним всем, что Иосиф ввёл в заблуждение богоизбранного кагана и велел казнить подставных царевичей. То-то будет весело!

Царь, взмахнув рукой, указал ей на дверь:

— Убирайтесь прочь. Уезжайте на озеро Варашан. И до осени чтобы вас в Итиле не видели. Мальчика родите — вот тогда и поговорим.

Дочка Когена издевательски улыбнулась:

— Не сердитесь, ваше величество, но уйти от этого разговора вы не сможете, кто бы ни родился. Вам придётся выполнить все мои условия. А иначе — позор, отречение от престола и другие ужасы. А теперь прощайте. Будьте счастливы с вашими блудницами! — И она горделиво вышла.

Самодержец в бессильной злобе шлёпнул кулаком по ладони, отвернулся к окну и пробормотал мерзкие ругательства.

Накануне отъезда в Семендер он велел сафиру втрое усилить охрану башни Ал-Байда и предупредил: если с узником что-нибудь случится, будет казнена вся семья Наума Парнаса до седьмого колена. Тот валялся в ногах у царя и молил не тревожиться: с головы заключённого не слетит и волоса. Государь сопел, хмурил брови и без удовольствия пил вино.

Ехали, как обычно, шумной кавалькадой, с песнями и музыкой, развевающимися на ветру знамёнами, бурными застольями по дороге — в укреплённых пунктах, где устраивали привал, и немыслимыми альковными сумасбродствами с местными вакханками.

При подъезде к Семендеру открывался удивительный вид: слева — синий Каспий, справа вдалеке — скрытые сиреневой дымкой тёмные холмы кавказских предгорий, впереди — изумрудное море тысяч виноградников. В центре этой зелени поднималась каменная городская стена, а за ней виднелась грозная четырёхугольная цитадель. Обиталища семендерцев были победнее, чем дворцы аристократической части Итиля — Хамлиджа, но красивее и дороже, чем обычные юрты Шахрастана. Их остроконечные крыши иногда поражали изяществом и какой-то волшебной невесомостью, а резное дерево, украшавшее окна и двери, — уникальными, мастерски исполненными узорами. Там и сям мелькали мечети с невысокими минаретами и христианские церкви. А к шатрам за городом примыкали деревянные голубятни: голубей держали и христиане, и иудеи, издревле испытывая уважение к этим смышлёным птицам.

Первые несколько недель умиротворили Иосифа: в окружении бесстыжих прелестниц, неге, роскоши, тёплых волнах моря и прохладной воде близлежащего озера Ак-Геля, в соколиных охотах и облавах на кабанов, — горести, интриги Итиля вроде бы забылись, плавно отступили на задний план. Издали они выглядели мелочью. И росла иллюзия, что семейная глупая возня — ерунда по сравнению с его властью и могуществом. Он — каган-бек, повелитель необъятных земель, государств и народов, полноценный конкурент Византии и Хорезма, абсолютный монарх, у которого даже сам каган под пятой. И никто, никто не способен оспорить у него эти все права...

Но идиллию безнадёжно нарушил появившийся из Хазар-Калы дознаватель. Вместе с ним привезли в колодках коменданта крепости — Кофина бен Меира — с переломанными пальцами рук и ног (результат его допроса с чрезвычайным пристрастием). На докладе у государя дознаватель этот — желчный человек с глазками гадюки — сообщил поразительную вещь.

— Кофин виноват в смерти Ирмы? — задал вопрос Иосиф.

— Мне и самому так вначале представлялось, ваше величество, — церемонно поклонился чиновник. — Но под пытками, применёнными к хо-мефсин Тамаре, та поведала о вине более чудовищной...

— «Более чудовищной»? Я не понимаю.

— Государственная измена — вот о чём надо говорить. Ваше величество очень удивится, но скажу без обиняков: бывшая царица Хазарии вовсе не мертва!

Брови у монарха поднялись ещё выше и сошлись под прямым углом:

— Не мертва?! — он сглотнул со звуком. — Кто ж тогда покоится в склепе Беленджера?

— Неизвестно. Но, во всяком случае, не её светлость Ирма. Нам пришлось вскрыть гробницу. И установить: даже внешние признаки останков не похожи на телесные стати первой супруги вашего величества!

Помолчав несколько мгновений, государь поднялся и, скрестив руки на груди, походил взад-вперёд мимо дознавателя. Наконец спросил:

— Для чего это было нужно? Где она сейчас? Какова причастность Кофина к состоявшемуся обману?

У чиновника на губах промелькнуло выражение злой насмешки. Он, смакуя, рассказал обо всём, что заплечных дел мастера вырвали огнём и железом у несчастной «фрейлины»: и о тайных замыслах коменданта крепости, и о бегстве дочери Негулая из Хазар-Калы, и о ложных похоронах в Беленджере.

— Сожалею, ваше величество, но Тамара не выдержала интенсивных допросов и скоропостижно скончалась на дыбе, — заключило должностное лицо. — А Кофин сознался, подтвердил её показания в полной мере. Будут ли какие-нибудь пожелания относительно участи подлого изменника?

— Да, — кивнул каган-бек задумчиво, пощипав бородку. — Вырвать ему язык, выжечь оба глаза, отрубить левую ступню и правую кисть... Убивать не надо. Пусть живёт калекой, если сможет!.. — Он вздохнул. — Сам же отправляйся в Магас. Проведи дознание там. Следуй по пятам взбунтовавшейся Ирмы. Захвати её. Привези ко мне... Но не так, как Тамару, а живой и здоровой. Коли выполнишь — награжу отменно. А не выполнишь — лучше не возвращайся, разыщу и повешу. Вот и весь мой тебе приказ.

Дознаватель, кланяясь, пятясь, удалился. А властитель хазар жадно осушил золотой с червлением кубок вина, вытер губы, мрачно посмотрел в никуда и пробормотал:

— Отомстить решила? Отплатить за развод и за высылку из Итиля? Но для этого ты должна собрать ой какую силищу! Всё равно, что стремиться погасить Солнце или вычерпать морс! Так что не надейся. Я силён, а Хазария вечна! — опустившись в кресло, он сказал невесело: — Боже правый, как мне тяжело! Никого вокруг. Жалкие рабы, интриганы, бездари... Лишь с одним человеком можно было общаться на равных. И любить, любить больше, чем себя самого!.. Но его я выгнал, превратил во врага... Как, зачем? Из каких таких высших побуждений? — Вновь налил в кубок из кувшина, снова выпил. — Нет, Самсон Аланский не поддержит её. Да и что он смог бы, если б поддержал? Слабенький царёк — из числа моих данников... Ни буртасы, ни камские булгары, ни касоги-адыги не способны объединиться с Ирмой против меня... А Константинополю больше делать нечего, как со мной сражаться — греки не страшны тоже... И вообще бывшую царицу Хазарии император не примет. Если примет, то не послушает... Ирма фантазёрка, мне её даже в чём-то жаль... — В третий раз налил в кубок, радостно схлебнул. — Если этот тип её привезёт, высеку изменницу на площади Шахрастана... Ист, отдам на поругание гузам из моей гвардии... Нет, оставлю умирать в одиночестве в башне Ал-Байда... — Сделав крупный глоток, недовольно сморщился: — Нет, она — мать моих детей! Как же я смогу?.. Что они подумают — Саррочка, Эма, Эля и Дадус? Их отец не зверь... Господи, вразуми и наставь, как себя вести, уберечься от злых завистников и пролить любовь на родных людей, но при этом соблюсти благо царства и его бедных подданных... Потому как не волен в выборе своём. Потому как одним из немногих на Земле получил право убивать и миловать. И несу из последних сил эту тяжкую, величайшую, самую губительную на свете обязанность. — Самодержец закрыл глаза и сидел понурый, словно бы раздавленный неподъёмным горем.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация