Естественно, это дело мы отпраздновали с помощью виски.
Так что в семь утра по местному времени мы высадились в варшавском аэропорту в состоянии недосыпа, в пропорции пятьдесят на пятьдесят смешанного с алкогольным опьянением. Поддерживая друг друга, выбрались в полупустой зал прилета и принялись озираться.
– Вот и Европа, – сказал Бартоломью, осоловело моргая. – Где оркестр и хлеб с солью?
– Будут тебе… – слова застряли у меня в глотке, когда я разглядел, что за особа направляется в нашу сторону.
Только в этот момент я вспомнил, что шеф сказал: «Проводником вам послужит моя хорошая знакомая».
Эта девица выглядела так, словно дядюшка Гиммлер воплотил в жизнь собственные евгенические бредни и вывел-таки породу истинных арийцев. Высокая, за метр восемьдесят, золотистые волосы, отличная фигура, холодные голубые глаза – она великолепно смотрелась бы в черной форме СС на обложке книжки под названием «Крутизна Третьего рейха».
Эта белокурая бестия смерила нас довольно презрительным взглядом и сказала недоверчиво:
– Господа Романов и Соловец?
Антон выпучился на нее, точно атеист на явившегося ему черта, да и я не сразу вспомнил, как нас теперь зовут.
– Да, это мы, – на то, чтобы составить эту короткую фразу, мне пришлось потратить минуты две.
– Меня зовут Ангелика, – сухо сообщила блондинка. – Идите за мной.
За такой роскошной барышней я был готов шагать хоть на край света.
Она вывела нас из аэропорта и усадила в новенький «БМВ», а сама заняла место за рулем.
– Если вас будет тошнить, – сказала Ангелика, глядя на нас в зеркальце заднего вида, – то дайте мне знать. Я остановлю машину. Не хотелось бы, чтобы вы испортили мне салон.
По-русски она говорила совершенно правильно, но немецкий акцент угадывался.
– Э… хорошо, – промямлил я, и мы поехали.
Почти сразу стало ясно, почему Ангелика заговорила про тошноту – водила она так, что шустрый парень из фильма «Такси» даже рядом не валялся, мчалась на бешеной скорости, будто на свете не было ни знаков, ни светофоров, ни местных гаишников.
Тут и трезвому впору ощутить рвотные позывы.
К счастью, желудок у меня луженый, так что я не опозорился, а наглец Бартоломью и вовсе задремал. Когда мы остановились в Кельце попить кофе, пришлось его натурально расталкивать.
А еще через час мы были в Кракове.
Когда оказались неподалеку от исторического центра, даже неистовой Ангелике пришлось сбросить скорость. Несколько минут вихляний, петляний, и мы остановились на узкой тихой улочке.
– Прибыли, – сообщила наша провожатая. – Отель «Коперник». Номера забронированы, так что можете поселяться. Я поставлю машину и к вам присоединюсь. Все поняли?
Судя по всему, она несколько сомневалась в наших умственных способностях.
Ну и зря. Как можно сомневаться в том, чего нет?
– Конечно, фройляйн, – сказал я. – Я и мой любвеобильный друг счастливы будем выполнить ваш приказ.
Взгляд, доставшийся мне, устыдил бы и четырнадцатилетнего балбеса, ну и я слегка смутился. Мы выбрались из машины и прошли в вестибюль маленького и очень уютного отеля.
Там двух слегка помятых и откровенно похмельных русских встретили как родных. Правда, объясняться на великом и могучем не пожелали, но не из вредности скорее всего, а просто из-за того, что давно его забыли.
Пришлось мне балакать на английской мове, сначала за себя, а потом и за Антона.
Мы расплатились с помощью кредиток, одновременно внесли залог за гостиничное имущество и получили по ключу – не по пластиковому, новомодному, а по здоровенной металлической загогулине, привешенной на «баранку» из отполированного темного дерева.
– Ух ты! – восхитился Бартоломью. – Этим дракона оглушить можно!
– Ну и отлично, – кивнул я. – Если полезет какая гнида из-под кровати, ты ее по башке…
– Господа, – вмешалась в нашу беседу появившаяся в вестибюле Ангелика. – Время не ждет. Мне хотелось бы, чтобы вы за час привели себя в порядок, и мы могли побеседовать.
Да, любят эти белокурые бестии командовать нашим братом!
Вслед за роскошной барышней мы поднялись на второй этаж, где выяснилось, что три занятых нами номера находятся по соседству, мой и Антона – рядом, а Ангелики – напротив моего.
– Шестьдесят минут, – напомнила она, постучав указательным пальцем по изящным наручным часикам.
– Мы помним, – уныло вздохнул я.
Номер в лучших европейских традициях оказался удобным, но не особенно просторным: крошечный санузел, где толстяку не развернуться, кровать, холодильник, мини-бар, телевизор и шкаф для одежды.
«Пора обезьяне стать человеком!» – подумал я, швырнул рюкзак на койку и отправился в душ.
Интенсивные процедуры облагородили меня капитальнейшим образом – исчезла щетина с физиономии, та стала выглядеть посвежее, вот только глаза остались красными.
Но уж с этим ничего не поделаешь – недосып, он и в Польше недосып.
Из номера я вышел ровно через пятьдесят девять минут после того, как в него вошел, и с удивлением обнаружил в коридоре Бартоломью: тот никогда не отличался обязательностью и запросто мог не только опоздать на встречу, а вообще забыть о том, что ему надо куда-то прийти.
– Пат-пат-патрясающе, – сказал я. – Ты чего это?
Антон принялся бормотать что-то о точности, которая вежливость королей, но я увидел в его глазах знакомый огонек и понял, что причина вовсе не в том, что худред журнала «Вспыш. Ка» неожиданно воспылал страстью к порядку. Нет, просто он нашел новый объект для душевной привязанности, и объект этот был не только красавицей, а еще и немкой.
А для фрица, даже женского пола, как известно, нет ничего хуже непунктуальности.
– А, вы уже здесь? – вышедшая в коридор Ангелика приподняла светлую бровь. – Идемте.
Мы спустились на первый этаж и через дверь рядом с ресепшеном попали в ресторанчик на пяток столов. Толстый официант приветливо заулыбался, забормотал что-то по-польски.
Ангелика выбрала стол в углу и расположилась так, чтобы видеть вход и окна.
– Теперь поговорим о деле, – сказала она после того, как осчастливленный заказом официант умчался на кухню. – Генерал сообщил мне, что я должна обеспечить контакт с человеком, известным как Ежи Твардовский. Я смогу лучше помочь вам, если буду знать, что является целью вашей встречи с ним.
«Генерал? – подумал я. – Ни фига себе. А мы-то все считаем шефа отставным майором».
Я покосился на Бартоломью – тот влюбленными глазами таращился на барышню и проявлял не больше интеллекта, чем выброшенная на берег медуза – и понял, что говорить придется мне.
