— А дату отделения Сибири купцы назначили? — спросил Бенкендорф.
— Того уже не знаю, — ответил Егоров. — Я уже плыл в сторону Америки.
Бенкендорф махнул рукой писцу — уходить, но тот не ушёл, пока не получил на исписанных бумагах личной подписи Егорова. И настоял, чтобы дату Егоров поставил. Егоров за ту тщательность писца похвалил и выдал ему на ладонь американский доллар малой монеткой.
Бенкендорф поморщился, но своего писца публично не обругал.
За писцом скрипнула дверь, Бенкендорф отвалился от стола, встал с кресла, прошёлся вдоль зашторенных окон. Слегка отодвинул штору. На столичный город надвинулся вечер.
Что-то такое, интересное обдумывал. Обдумал. Повернулся к Егорову:
— Я сейчас велю удалить на короткое время вашего... э-э-э...
— Компаньона, ваше превосходительство. Только я в любом случае буду против такого удаления. Пока я считаюсь американским гражданином, а О'Вейзи в российских пределах считается моим слугой, такого удаления делать не следует. По американским законам. А, кроме того, я малость догадываюсь, что вы такого тайного хотите от меня вызнать. Так мой компаньон то тайное и подтвердить может. Лично подписью...
— Эк оно как вы повернули! — опять беспричинно заулыбался его превосходительство, начальник тайного департамента империи. — Голова у вас не песком набита, а думать умеет. И думает в верном направлении... Идите ко мне в службу работать. А? Оклад жалованья пока положу — тысячу рублей в год. А потом, потихоньку, сами понимаете...
— Нет, — твёрдо ответил Егоров. — Служить к вам не пойду. Ибо, повторюсь, крепкий обет дал — вернуть России этот клятый камень изумруд. А вот как верну камень, тогда и буду думать — куда мне на службу проситься. На этом сойдёмся?
— Сойдёмся, — согласился Бенкендорф. — Но тогда, в виде компенсации за отказ на моё почётное предложение о службе, будьте любезны, свой рукой напишите мне вот на этом листе бумаги, кто таков есть этот барон Халлер, в каких местах Америки, да при каких обстоятельствах вы с ним встречались, о чём говорили. И, прошу особо упомянуть, что крикнул этот барон Халлер начальнику всей балтийской таможни, господину Прокудину, прощаясь с ним у трапа английского корвета. Согласны?
— Бумагу дайте...
Бенкендорф тотчас пододвинул Егорову чистый лист датской бумаги и хорошо очиненное лебединое перо.
— Пишите там, сверху, справа: «Господину Бенкендорфу, начальнику тайного департамента канцелярии Его Императорского Величества...»
— Я напишу, напишу. Только вот, чтобы мой компаньон господин О'Вейзи не скучал, прикажите подать ему стакан русской водки. И закусить. Он водку ещё и не пробовал... как следует...
Бенкендорф сделал на лице выражение негодования, но тут же поправился и весёлым голосом крикнул:
— Струмилин!
Появившемуся Струмилину его превосходительство велел подать в кабинет водки, вина побольше, а к вину заморских фруктов.
— А к водке пусть несут медвежий окорок моего личного копчения!
* * *
Бенкендорф прочитал написанное Егоровым и заскрипел ключами железного шкафа. Очень важная бумага спряталась в тёмной глубине вместительного ящика. Туда, в темноту его превосходительство весьма криво усмехнулся.
— Присутственное время кончилось, — сказал Бенкендорф, вернувшись к столу — а мне вот надо ещё решить, что же с вами делать. Один из вас при документе, вроде как при паспорте. А вот другой, согласно нашим законам, беспаспортный бродяга. Тебя, Егоров, я могу сейчас отпустить, иди, куда хочешь, если деньги есть. А твоего слугу...
— Компаньона, — поправил Егоров.
— ...его я должен посадить в полицейский участок. До полного разрешения наших вопросов. А вопрос разрешится так, что за государев счёт мы отправим его обратно в Америку. Или туда, куда он нам назовёт.
О'Вейзи зачастил в ответ на те слова Бенкендорфа ирландскими оскорблениями отменного качества.
— Да погоди ты, Вася. — Егоров снизу вверх посмотрел на ходящего возле окон Бенкендорфа. Понял свою добродушную промашку, свою торопыжность в тайном деле, но ведь промаха не вернуть. Сегодня — не вернуть. А завтра — это будет другой разговор, и другие будут люди. — Ваше превосходительство, вина в измене с меня снята, стало быть, я могу себя представлять как потомственный дворянин?
— Никак нет. Вина ваша снята... но пока условно, это я подтверждаю. Но отец ваш умер, имение ваше, полагаю, было выморочено, если не имелось других наследников. Вы из списка дворянского сословия исключены. И вернуть вас в тот список может только наш государь император. Таким образом, вы, значит, пока не дворянин. Ни по какому праву. Ни по уголовному Уложению, ни по административному праву. По нашему законодательству, вам, господин Егоров, следует начать в столице империи судебный процесс.
— Зачем? — удивился Егоров. — Надо просто опубликовать о снятии моей вины в газете, а о возврате имения или приобретении нового имения я и сам позабочусь. Верните мне дворянское право, а моё состояние будет моей заботой.
— Мы не вправе использовать документы Тайной канцелярии Её Императорского Величества Екатерины Второй ни для суда, ни для газет! Судитесь сами, как получится. И не забывайте, что вы, кроме всего прочего, числитесь теперь за моим тайным департаментом, поскольку знаете некие тайны, направленные против существующего в России государя и государственного строя! Поэтому, повторюсь, выехать из Санкт-Петербурга я вам пока не позволяю!
О'Вейзи аж присвистнул.
Бенкендорф подошёл к столу и взялся за колокольчик.
— Свистунов в моём отделении не терпят! Ступайте в подвал!
— Обождите звонить, — попросил Егоров. — У меня последний вопрос.
— Давайте с вашим вопросом завтра с утра разберёмся.
— Полагаю, ваше превосходительство, что вы потом можете пожалеть, что не выслушали меня тотчас.
— М... да. Угрожать мне — все угрожают. Однако... Ладно, прошу вас, вопрошайте.
— Мой компаньон может попросить аудиенцию у государя, дабы тоже получить российское гражданство и права дворянина?
— Чисто гипотетически — то да. Но не завтра и не через месяц. Этакое дело у нас рассматривается годами. А по закону, максимум через месяц, ваш компаньон будет репатриирован из России... Без всякой аудиенции...
— Хорошо. Ладно... Через месяц? Хмм... А каков у меня должен быть имущественный ценз, скажем, как у гражданина другой страны, чтобы я получил у государя дворянский статус и российский паспорт?
Бенкендорф с интересом взглянул на Егорова. Пролистнул протоколы беседы с ним. Нашёл то место, где Егоров упоминает сибирского купца Провоторова, якобы доставившего в Америку пятьдесят пудов золота, в том числе и как оплату американцам за будущую военную защиту Сибири, отделившейся от России... А не отколупнул ли себе малость золота от тех гипотетических пудов жёлтого металла этот почётный гражданин города Невьйорка? Вряд ли. Тут явные враки. Ибо столько золота, аж пятьдесят пудов, в Сибири за десять лет не добыто... Может и его надо бы сунуть в кутузку? Для порядка? И прознания про его наличные средства?
