— Так и есть, — поклонился Александр Иванович.
— Не порядок. На следующей неделе планирую быть в Новгороде, первым делом разберусь. Надо было вам давно уже мне написать, специально бы съездил. Да, дел-то накопилось, дел. Долго придётся разгребать. — Он довольно крякнул. — А что вы, коли на службу не торопитесь, у нас в Грузино не задержитесь? Отдохнули бы, а то этот солдафон Клейнмихель, я слышал, вас с дороги, без отдыха, ночью ещё и работать заставил. У-у-у, деспот. Оставайтесь, господа. Нет? Не можете? — поймал он расстроенный взгляд Псковитинова, — ну тогда в другой раз. Вот экономка моя новая — Татьяна Борисовна Минкина, распорядилась вам с собой снеди всякой положить, там на кухне сейчас собирают. Да вот, как раз и несут.
На пороге, точно по волшебству, вновь ожившего особнячка Минкиной появился высокий парень в просторной рубахе, впрочем, по всей видимости, он не чувствовал холода, такую огромную корзину доверили ему тащить.
— И сладкое варенье для вашей доченьки, — у вас, Пётр Андреевич говорил, дочь-красавица. — Татьяна протянула Корытникову большую банку с клубничным вареньем. — Вот он просил ей что-нибудь сладенькое послать. Я уже хотела тесто для пирога затеять, а Алексей Андреевич говорит, не успеешь. — Глаза Татьяны светились счастьем, на лице сиял здоровый румянец.
— По поводу вашей дочери я не сегодня-завтра к вам ещё заеду, потому как чудо чудное, диво дивное, но сразу два жениха для неё образовались. Я последнее время, должно быть, малость не в себе был, потому и не внял, когда мальчик этот, что протоколы допросов вёл, ну, вы знаете, сын ваших соседей, Серёжа Алексеев, у меня о чести просил, чтобы я посватал за него Марию Петровну. А вчера, когда у меня точно с глаз пелена спала, вдруг с той же просьбой ко мне знаете, кто обращается? Генерал Клейнмихель! И тоже к Марии Корытниковой с любовью и всяческим уважением. Он же у нас нынче вдовец, и если дальше так служить будет, как сейчас служит, до генералиссимуса дослужится. Попомните моё слово. Мой бывший адъютант, я его с отрочества знаю. Хотя, если бы я для своей дочери пару подбирал, скорее уж на Алексееве остановился бы, потому как молодое к молодому тянется. К слову, зачем ей этот старый чёрт Клейнмихель? Ну, это вам с ней решать. Моё дело — упредить, чтобы потом я вам на голову, как снег среди знойного лета, не свалился. Так что ждите в гости, да и вообще ждите, сейчас малость отдышусь, всех за службу награжу. Я сказал!
Глава 26. Без лести преданный Монарху своему
Он жизнь, и время, труд, всё посвятил Ему.
А. А. Писарев
[79]. «Надпись к портрету его сиятельства
графа А. А. Аракчеева», 1816 г.
Забегая вперёд, расскажем, что буквально через несколько дней после взволнованного прощания в Грузино следователи Псковитинов и Корытников были восстановлены по службе и получили награды и повышение.
Машенька Корытникова, как ни намекал ей на выгодный брак отец, вышла замуж за соседа — Серёжу Алексеева, впрочем, на деле этот брак оказался совсем неплох. Генерал укатил в столицу, а к любимой Машеньке Корытниковой, младший и старший, могут теперь запросто приезжать в коляске или даже приходить пешком. Дом в Ям-Чудово восстановили, но страдающий водянкой Пётр Агафонович живёт с сыном.
Его воспитанник Лёнька — сын дворовой девки Надежды и предположительно графа Аракчеева, не пережил своего благодетеля. Впрочем, ребёнок изначально родился больным.
Приёмный сын Аракчеева, сын няньки Ульяновой — Михаил Шумский, как мы уже говорили, рано пристрастился к вину, которое, собственно, и разбило в пух и прах блестящую военную карьеру, которую готовил для него Алексей Андреевич. Попав в 1824 году во флигель-адъютанты самого государя, он вскоре был изгнан оттуда за пьянство и непотребное поведение. Далее какое-то время служил под началом Аракчеева, точнее, не столько служил, сколько подрывал авторитет своего благодетеля, за что был отправлен вместе с одноногим Парфёном и своей старой кормилицей Аглаей за границу. Именно по этой причине новгородские следователи так и не сумели отыскать объявленную в розыск чету Лукьяновых. Аракчеев не сдавал своих ни при каких обстоятельствах!
Что касается Миши, эта поездка не прибавила парню ума, растратив полученные от отца средства, он был вынужден вернуться на родину. Далее молодца отправили на Кавказ, где он участвовал в походах против горцев, здесь Шуйский оказался вроде как на месте, даже получал награды и благодарности от начальства. Но в 1830 году был отправлен в отставку за пьянство. С помощью добрых людей он добрался до Грузино, но Аракчеев не захотел его видеть, впрочем, оплатил новый гардероб своего воспитанника и отправил того служить в Новгородскую казённую палату, где Михаил буквально в первый день оскорбил вице-губернатора, после чего благополучно вернулся в Грузино.
После этого Аракчеев положил сыну ежемесячное содержание в 100 рублей и отправил его в Юрьевский монастырь к своему другу — архимандриту Фотию. Там молодой человек сделал неудачную попытку утопиться, так что не пожелавший такой ответственности Фотий немедленно перевёл возмутителя спокойствия на Соловки. Там Михаил жил свободно, хотя и не имел права покинуть обитель. Через полгода пребывания в монастыре Шуйский влюбился в размеренную монашескую жизнь, ощутил своё высокое призвание и постригся в монахи. Впрочем, ещё через шесть месяцев уже письменно умолял государя, позволить ему оставить обитель. За подвиги на Кавказе ему была положена пенсия 1200 рублей в год.
В 1841 году Шумский решил сделаться отшельником, по согласованию с настоятелем монастыря на Анзерском острове, за 600 рублей ему была построена часовня и кельи, в которых он мог в тишине, вдали от людского соблазна, упорядочить свою жизнь. С собой Шумский прихватил изрядный запас спиртного, после чего к новому отшельнику зачастили монахи, с которыми Михаил Андреевич предавался «религиозным беседам» и невоздержанным возлияниям. Через некоторое время Шумский почувствовал, что жизнь в суровом климате, пусть даже на запасе горячительного, которое ему поставлялось, труднее, нежели он мог выдержать. Михаил решил переехать в более тёплые края, избрав для себя Филиппо-Ирбсую пустынь, но по дороге заболел и умер в больнице общественного призрения города Архангельска. Это произошло 17 июня 1851 года.
Пётр Андреевич Клейнмихель, как и предсказывал Аракчеев, сделал блестящую карьеру, дослужившись до главноуправляющего путей сообщения и публичных зданий, в 1842-1855 годах он курировал строительство Николаевской железной дороги. Сей муж пользовался особым доверием и расположением императора Николая I.
В 1838 году ему была поручена перестройка Зимнего дворца после пожара, Клейнмихель исполнил приказание с замечательной быстротой, за что был возведён в 1839 году в графское достоинство. Клейнмихель — один из немногих людей, в честь которых ещё при жизни была выбита золотая медаль Клейнмихеля с надписью: «Усердие всё превозмогает».
