После чего вся честная компания устроилась за богато убранным столом. У Степана было скучно. Оставив супругу подле ненаглядного чада, Ушаков и Толстой отправились навстречу приключениям. А именно в дом своего давнего приятеля — Григория Петровича Чернышёва
[90], куда друзья заявились не просто так, а раздобыв на рынке коровёнку, собственноручно и с приключениями немалыми обули её в лапти, увенчали рога шляпой, и отправились с эдаким расчудесным подарком в гости.
В общем, понедельник начался весьма кудряво, так что Андрей Иванович даже не понял, когда, где и как он завершился. Скорее всего, как это было заведено ещё при Петре Великом
[91], Ушаков допраздновался до первых петухов, после чего лакей привёз его домой. Так что теперь требовалось, хотя бы немного, отдохнуть перед вечерним приёмом, на котором государыня
[92] собиралась встретиться с видным итальянским дворянином — графом Фениксом, официально магом и прорицателем, а по результатам тайной проверки, магистром мальтийского ордена. А с такими господами, как известно, держи ухо востро, от Ушакова требовалось, как минимум, не дышать на императрицу перегаром и, как максимум, постараться быть ей полезным. Так нет же, явившись ни свет ни заря, бывший дознаватель, а ныне служащий таможни, Ефим Кротов отпихнув лакея, ворвался в опочивальню Ушакова и грубо растолкал начальника. После чего, не дав тому как следует продрать глаза, проревел страшным голосом о том, что находящийся в розыске пират Яан Муш прибыл в Санкт-Петербург, предъявив, разумеется, фальшивые бумаги. Муша опознал другой таможенный служащий, проходивший лет пятнадцать назад свидетелем по делу о ввозе запрещённой партии табака. Монополия же на табак была делом Преображенского приказа, так что покойный Ромодановский
[93] считал наглого пирата своим личным врагом, и Ушаков был просто обязан разобраться с мерзавцем со всей строгостью. Конечно, Канцелярия тайных дел была упразднена всемилостивейшей императрицей Екатериной Алексеевной ещё в прошлом году, и Ушаков имел все основания отказаться от встречи с контрабандистом, но это была его личная месть, его персональная вендетта, которую он бы никому не уступил.
Ушаков поднялся, кликнул камергера и велел подавать умываться. В голове гудело. На счастье, Егорка знал своё дело и без напоминания подал парадный камзол, не для пирата, разумеется, не велика птица, полным ходом шли масленичные гуляния, и Ушаков был обязан посещать балы и ассамблеи. Ну, если не всё, то театральное представление в усадьбе Меншикова
[94], после которого государыня собиралась дать аудиенцию итальянскому гостю — непременно.
Спешно позавтракав, лучше сказать, затолкав в себя остатки вчерашнего пирога с творогом и запив это дело вином, самовар бы всё равно не поспел, Андрей Иванович прыгнул в сани с наваленными там подушками и медвежьими шкурами и... Стоило ли так спешить, тащиться через весь город, объезжая праздничные базары, лететь по заледеневшей Неве, чтобы буквально на подступах к таможенной пристани, где содержался арестованный, его нагнал новый посланец? Несколько мгновений хватило на то, чтобы привыкший к манере Андрея Ивановича всё делать на лету парень бросил ему в руки кожаный конверт с донесением, прочтя которое, генерал-лейтенант Ушаков не то что протрезвел, а чуть не вывалился на полном ходу из саней.
Наследник престола, одиннадцатилетний Пётр Алексеевич
[95], был похищен! Пропал во время детских состязаний на санках, запряжённых одной лошадкой. Невиннейшая забава обернулась страшным несчастием. Дочка Ушакова, Катя, также участвовала в потехе, для чего и выпросила у отца голландские санки с высокими бортами и крошечной, покрытой мехом скамеечкой. Подарок, прямо скажем, не из дешёвых. Но мастер уверил Андрея Ивановича, что изделие сработано из столь лёгкой породы дерева, что лошадка даже не почувствует их веса и придёт первой.
Пинком в спину Ушаков убедил возницу остановиться и какое-то время перечитывал и изучал послание. Гонец спешился и, держа лошадь под уздцы, подошёл к начальнику.
— Ты знаешь, что написано в этом письме? — Только теперь Андрей Иванович опознал в гонце одного из молодых дознавателей Алексея Трепова, которого он так и не успел доучить профессии и который теперь служил под началом Толстого. Огромная меховая шапка делала молодого человека похожим на разбойника.
— Так точно, — отчеканил юнец и, придвинувшись совсем близко к Ушакову, прошептал: — Пётр Андреевич лично поехал во дворец Светлейшего и вас просил явиться туда же как только возможно живее и осмотреть место происшествия и...
— А сам он, язви его душу, с натуги, поди, оскандалился бы в порты?!
— Он сперва к Меншикову заедет, лично удостовериться, что всё именно так, как тот пишет, а потом государыню утешать. — Парень вздохнул, по всей видимости, не решаясь напомнить бывшему начальнику про почтенный возраст Петра Андреевича — восемьдесят два года! Много ли почтенных господ в таких летах на службу ходят, он же — Ушаков, чуть было не послал старца разведывать место преступления. Хорош гусь...
— Подробности знаешь? — уже более миролюбиво поинтересовался Андрей Иванович и подвинулся, давая Трепову место подле себя. Поняв, что на таможню они не едут, кучер взял лошадь Алексея и привязал её за санями. Молодой человек послушно занял место рядом с бывшим начальником.
