Книга Метресса фаворита. Плеть государева, страница 72. Автор книги Юлия Андреева

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Метресса фаворита. Плеть государева»

Cтраница 72

— Ты видел, как цесаревич на старте пересел в другие сани? — допрашивал Ушаков Якова Смольнина. Здоровенный охранник прежде служил в Тайной канцелярии под началом Андрея Ивановича. Именно там его заметил кто-то из царедворцев и сманил большим жалованьем и несложной работой в царские хоромы.

— Так точно, — вытянулся детина.

— Какого чёрта не следил?

— Если бы я не следил, его бы теперь похитили. Цесаревич же жив и здоров, а других я охранять не нанимался.

— Но лошадь и сани похищены! — не унимался Ушаков. — Тебе, рыло, это так просто с рук не сойдёт.

— Я отвечаю только за жизнь наследника престола. То есть не только я, у него несколько охранников, но сегодня именно я был рядом. Наследник здесь, не ранен, не напуган. Так что ещё не так?

Смольнин был прав. Возможно, даже злорадствовал вначале, когда единственный из многих понял, что похищен не наследник престола, а кто-то ещё. Кто? Его это мало трогало. Даже если бы это оказалась дочка его бывшего начальника — Ушакова. Впрочем, кто его разберёт, перебежчика, тёмный лес.

— А если бы ты увидел, как похититель забирает одного из детей?

— Так это, так сразу не ответишь, — расплылся в доброжелательной улыбке Яков, — коли рядом был бы, мог бы дать в морду, подножку подставить, если бы в нескольких шагах — нож бы метнул. Но всё это только в том случае, чтобы не отходить от цесаревича. А если отходить, если одного оставлять, то не помог бы. — Он простовато развёл руками. — Не взыщи, барин. — Коли для спасения другого ребёнка пришлось бы оставлять великого князя, то я бы позволил его, похищенного этого, хоть на куски разрезать.

Охранник делал своё дело, и делал его хорошо, у Андрея Ивановича не было повода на него гневаться, но всё же отчаянно хотелось дать в морду. Ушаков пересилил себя. Всё-таки хорошо, что ему теперь не нужно расследовать похищение внука Петра Великого.

Из-за встречи с Могильщиком он пропустил праздничный обед и теперь сидел в театре, наблюдая извечную историю Дафниса и Хлои, поставленную, должно быть, в честь Петра Алексеевича и Марии Александровны. Во всяком случае, актёр, играющий Ромео, даже внешне чем-то смахивал на наследника, что же до Джульетты, исполняющая её роль итальянка походила на Машу Меншикову только платьем и паричком. Впрочем, уже это совпадение говорило о тщательной подготовке. Ушаков знал эту пьесу, причём достаточно хорошо знал, последнее время дочка учила роль божественной Хлои, то и дело повторяя перед родителями куски из полюбившейся ей роли. Он уже закрыл глаза, ожидая любимый монолог у грота: «О, дивный Дафнис, судьба слепая...», как вдруг актриса начала безбожно врать. Причём её незнание пьесы было очевидным. Нет, она приблизительно представляла, где должна появиться и куда смотреть, но то ли до неё не долетали слова суфлёра, то ли она вообще играла эту роль впервые. Её незнание особенно бросалось в глаза на фоне отлично вызубривших свои слова других актёров. Непостижимо! На спектакле присутствовала императрица, в ложе слева от неё, должно быть, располагались те самые итальянцы. Сухопарый мужчина на вид лет сорока в тёмном скромном паричке, присыпанном серебристой пудрой, и тёмном же костюме с кружевным отложным воротником, остального Ушаков не мог разглядеть из-за бортика ложи. И девица с набелённым и нарумяненным, точно у фарфоровой куклы, лицом. На итальянке был пышный, но, как показалось Ушакову, не слишком подходящий ей парик, в руках она держала массивный веер.

На самом деле об итальянцах можно было временно забыть, так как контора, специально курирующая всех прибывших в Россию иноземцев, обязана была приставить к этой парочке специальных соглядатаев. В данном случае, зная о приезде магистра, Ушаков лично рекомендовал направить к пришлым не обычного шпиона-топтуна, а молодую привлекательную женщину, владеющую итальянским, которая должна была стать горничной молодой итальянки. Состоящая на службе в Канцелярии тайных дел с 1718 года Полина Ивановна Федоренко уже участвовала в ряде расследований Ушакова, проявляя изворотливый ум и решительность. Как водится в таких случаях, настоящую служанку не должны были пропустить в Россию по подстроенному предлогу.

В зале было душно и даже жарко, голова Ушакова чесалась под густым париком, по щеке ползла капля пота. Публика разомлела, сидящий недалеко от Андрея Ивановича канцлер Бестужев [115] тихонько похрапывал, позади него шептались некие господа, трещали веера в руках пытавшихся хоть как-то разогнать несносную духоту дам.

Неожиданно рядом с Андреем Ивановичем остановился лакей, который с вежливым поклоном протянул ему серебряный поднос, на котором лежала сложенная вчетверо записка. Толстой сообщал, что деятельность канцелярии возобновлена, по крайней мере, до конца расследования попытки похищения наследника престола. И уже завтра Ушаков может вернуться в свой кабинет в крепости, где его будут ждать все его люди, с которыми он привык работать. Когда надо, у нас в России могут очень быстро и эффективно работать.

Во время антракта Ушаков лично заглянул за кулисы, намереваясь выяснить, что происходит с актёрами.

— А когда мне было учить?! — подняла на него заплаканные глаза девица, исполняющая роль Хлои. — Люсия Гольдони, которая должна была играть эту роль, воспользовавшись суматохой праздника, тайно покинула дворец. Я, конечно, присутствовала на всех репетициях, но видеть со стороны и учить роль — это ведь не одно и то же.

Актриса сбежала или была похищена во время саночного соревнования, именно её искали посланные князем молодцы. Поздно взялись за поиски, голубчики, впрочем, сначала все отправились наблюдать за скачками, а потом, когда выяснилось, что пропали лошадь и санки цесаревича, было тем паче не до неё. Допросив детей, Ушаков спешно поехал на встречу с Могильщиком, так что неудивительно, что ему ничего не доложили.

Понимая, что расследование неизбежно, соревнование устроил Меншиков, и актриса пропала из его театра, да ещё и во время этого самого соревнования, Андрей Иванович попросил проводить его в комнату актрисы. Это была крохотная, но светлая и по-своему уютная горница с кроватью, устроенной за ширмой в алькове, столом, стулом и диванчиком, таким старым, что на него было страшно сесть. За ширмой, где располагалась кроватка, прямо на стене висели платья Люсии, должно быть, заранее отглаженные и накрахмаленные. Под ними в сундучке стояли её туфли и сапожки. Все платья старые и, должно быть, перешитые. Известно, что Меншиков приказывал рисовать декорации и шить костюмы ко всем спектаклям, актёры же, по всей видимости, получали мизерное жалованье. А так как все они были выходцы из солнечной Италии и мало кто успел уже перевезти свои семьи в Россию, неудивительно, что слугам Мельпомены приходилось экономить, дабы иметь возможность высылать часть жалованья оставленным на родине родственникам. Над столиком висело зеркало, и тут же стояли коробочки и баночки со всевозможными кремами, помадами и пудрами, с подставок, похожие на разноцветных райских птиц, свешивались аккуратные парички.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация