Вопреки расхожему мнению, будто бы двум медведям в одной берлоге не жить, Толстой с Ушаковым быстро нашли общий язык, никогда не ссорились и не мешали друг другу. К слову, Толстой занимался делами Канцелярии, только когда приходилось иметь дело с высокопоставленными господами, в то время как Ушаков вошёл в новое для него дело, что называется, с головой. Пять лет назад, в тот самый день, когда Пётр Алексеевич провозгласил себя императором, Ушаков был произведён в генерал-майоры. А потом Екатерина Алексеевна подписала документ, согласно которому он — Андрей Иванович Ушаков, должен был заниматься уголовными делами, в то время как Толстой — политическими, и пожаловала Ушакова в генерал-лейтенанты, наградив его при этом орденом Святого Александра Невского.
Для чего монах попросил устроить эту чёртову аудиенцию с государыней? — ломал голову Ушаков, держа путь в собственной карете из Малого дворца ко дворцу Светлейшего, где продолжались расследования и проживали родители пропавшего мальчика. Все ведь понимают, что Марта Скавронская
[128] ничего не решает, дела вершит Меншиков, а она лишь подписывает бумаги. Да и куда бабе что-либо решать? Впрочем, он был предан ей всей душой.
Он ещё раз подумал, стоит ли полностью бросать версию о попытке покушения на наследника или лучше обозначить дело как похищение Александра Загряжского, и понял, что пока не готов этого сделать. Из санок торчала только голова ребёнка. Выдав Загряжскому похожую на свою шляпку, княжна правильно рассчитала, что большего маскарада не понадобится, так как из-за высоких бортов ничего не видно. Да и откуда девица N, как он называл сестру Люсии, могла знать, что её сынок: 1. Участвует в этом соревновании вместо Меншиковой? 2. Окажется в санях наследника престола?
А действительно, откуда? И не проще ли ей было пробраться в комнаты, которые Светлейший выделил в своём дворце семье друга, или, ещё лучше, подойти к мальчику во время праздника? — Ушаков поймал себя на том, что увлечённо грызёт ногти, привычка, от которой он никак не мог отделаться.
Если допустить, что изначально было запланировано именно похищение Загряжского, то оно выглядело совершенно невероятно. Даже если мальчик вступил в сговор со своей настоящей матерью и позволил себя похитить вместе с санями цесаревича. Несомненно, такая версия выглядела бы вполне правдоподобно, при условии, если бы он ехал в этих самых санях изначально. А тут? Откуда он мог знать, что санки с Мартыном перевернутся и он сможет занять их? Конечно, приметой могла служить голубая шляпка, которой он просто махнул дожидавшемуся его похитителю, но... Нет, всё слишком уж сложно. Скорее всего, следует придерживаться первоначальной версии. Похитители планировали украсть наследника, но вместо него случайно похитили Загряжского. Если это так, судьба мальчика может оказаться незавидной.
Подъезжая к рощице, в которой, по всей видимости, и было совершено похищение, Ушаков приказал вознице остановиться и некоторое время оглядывал окрестности. Сама по себе рощица была негустой и не выглядела опасной, в противном случае, кто бы позволил устраивать в таком месте соревнования с участием великого князя и детей самых уважаемых фамилий империи? Летом здесь, должно быть, крестьянки собирали грибы. Тем не менее именно здесь произошли столкновения саней с каретой итальянцев, и именно здесь, судя по показаниям очевидцев, пропали санки цесаревича. Кстати, столкновения были двух типов, он сразу же отмёл случаи, участниками которых стали сами дети, и сосредоточился на двух подозрительных каретах, появившихся здесь в самый разгар состязаний и внёсших сумятицу.
С одной стороны, вина за такого рода «случайности» полностью лежала на организаторе соревнования, и тут вопрос к Светлейшему. С другой стороны, не мог же он и в самом деле выстроить солдат по периметру всего санного пути? Или мог? И последнее — Меньшиков делал свою политическую ставку на цесаревича Петра, а стало быть, не мог участвовать в его похищении.
Первая массивная дорожная карета принадлежала итальянскому магистру и везла ни больше ни меньше заморских гостей государыни. Ушаков неоднократно путешествовал в похожих каретах и знал, как они устроены внутри. Это тяжёлые экипажи, можно даже сказать, комнаты на колёсах, или как сейчас, зимой, на полозьях, с печкой, которая обеспечивает тепло и на которой можно подогреть напитки или приготовить что-нибудь несложное. Обычно в карету ставили два раскладных, прикреплённых к полу диванчика, на которых можно было спать во время длительных переездов. В задней части размещался крохотный закрывающийся ширмой отсек с ночной вазой. Экипаж был весьма тяжёлый и передвигался, запряжённый шестью или даже восемью лошадками.
Итальянцы проникли в город через Аничкову заставу, предъявив документы у будки на въезде, и должны были следовать прямиком, через мост на Мойке и ещё дальше до Невы, чтобы перебраться по льду на Васильевский остров ко дворцу Светлейшего. Если принять как данность, что беспечный Меншиков не выставил охраны, неудивительно, что карету никто не остановил, когда итальянцы попытались пересечь санный путь, в результате чего возникла куча мала. Слуги и сопровождающие гостей государыни офицеры помогали расчищать дорогу, ставить на полозья перевёрнутые санки и не уезжали, пока им это не позволили.
Вторая карета, которую свидетели называли зелёной, была маленькой, неприметной, из тех, что за небольшую плату развозят пассажиров, говорили, будто бы её тянули всего две каурые кобылки и на козлах сидел никому не известный мужик. Карета двигалась навстречу экипажу итальянцев, и Ушаков предположил, что в ней могла ехать с Васильевского перепуганная Люсия. Впрочем, свидетели появления зелёной кареты запомнили только кучера, пассажиры из кареты не выходили, и никто не разглядел их лиц в окнах и не мог сказать, сколько их там находилось.
Сразу же после того, как стало известно, что санки цесаревича пропали, Толстой попросил зарисовать все следы на снегу, но это ничего не дало. Уж слишком много слуг барахтались со своими маленькими господами в придорожных сугробах, восстанавливая движение и увозя пострадавших.
Постояв немного в рощице и так ничего и не сообразив, Ушаков велел ехать во дворец к Светлейшему, рассчитывая обнаружить там семью Загряжских. Толстой уже посылал упреждающую о его визите записку, так что Загряжские ждали его всем семейством, то есть втроём.
Глава семьи Артемий Григорьевич — выглядел на пятьдесят с небольшим. Краснолицый, с полностью седыми, обрамляющими лицо, точно серебряный шлем, волосами и красными слезящимися, точно он только что плакал, глазами. Ушаков отметил, что, должно быть, из-за контузии правая щека Загряжского то и дело вздрагивала и перекашивалась, что придавало портрету этого сурового мужа не подходящий ему комический штришок. Его супруга, бледная и тощая, точно палка, Анастасия Борисовна, и не думала скрывать слёз. Светловолосая и светлоглазая, когда-то она, наверное, блистала красотой. Теперь в её лице Ушаков читал лишь неприкрытое отчаяние. Сколько раз она выхаживала смертельно раненого супруга, и вот теперь, когда все треволнения вроде как должны были остаться в прошлом и впереди их ожидала приятная служба, состоящая в основном из парадов и штабных заседаний, именно теперь пропал их старший сын Александр.
