– А это не фокус? – на всякий случай уточнил Гагарин.
– Все новое поначалу часто воспринимается или как фокус, или даже как чудо. Можешь заказать следующий объект для переноса, но и по размерам, и по массе не превышающий эти банки.
– Кстати, неужели нельзя было выбрать что-нибудь более полезное?
– Так ведь не последний же у нас день на станции, успеем еще. В общем, заказывай.
– Ты в шахматы играешь?
– Так себе, ни на какой разряд не тяну, даже на юношеский, если они есть в шахматах.
– Я примерно так же, поэтому давай попробуем исправить эту недоделку, ведь никаких игр на станции нет. Шахматы нужны с фигурками на магнитах, естественно.
– Попробую завтра, но не уверен, что получится. Но послезавтра – почти наверняка. А пока, раз уж у нас по расписанию все равно отдых, давай потренируемся голосовать.
– Неужели это так трудно? – не понял Юрий.
– Не знаю и не уверен, что у меня сразу получится в невесомости попасть бюллетенем в щель нашей избирательной урны. А действо будет проходить в прямом эфире и поэтому должно смотреться безукоризненно. Кстати, лично у тебя сколько времени отнимало исполнение обязанностей депутата?
– Четыре часа в месяц, в сессию больше. А ты за кого голосуешь, если не секрет?
– Понятия не имею. Спасибо, что напомнил, надо посмотреть, а то действительно может получиться неудобно. Вдруг кто спросит, мало ли.
Уже на третьи сутки полета, то есть почти сразу после выборов, на Земле заметили, что система коррекции ориентации станции включается чаще, чем предполагалось. Пока разница между расчетами и фактическим положением дел не выходила за допустимые пределы, но нам поручили разобраться.
– Что-то ее слегка подкручивает, – заметил Гагарин, изучив архив телеметрии. – Утечка?
– Не думаю. Слушай, а это не мы? Дай-ка я посмотрю. Точно! Причем даже не мы, а ты. Коррекция требуется сразу после твоих занятий на тренажере. А после моих – только через два раза на третий.
– Ну, что ты слегка халтуришь, я уже заметил. А почему у Николаева с Севастьяновым ничего такого не было?
– Да потому, что у них не было самого тренажера. А здесь он мало того что есть, но еще и прикреплен к стене, то есть довольно далеко от центра масс. Ты раскачиваешь тренажер, он раскачивает станцию.
– Отвинтить его, что ли?
– Ага, а потом снова привинтить, но не напрямую, а через демпферы.
– Из чего мы их сделаем?
– Из того, что пришлет Земля во время очередной трансгрессии. Мне кажется, что хватит воздушных шариков, только не круглых, а колбасок, и в тряпочных чехлах. Презервативы, наверное, тоже сойдут, особенно баковские.
– Нет уж, лучше шарики, а то потом будут постоянно спрашивать, зачем нам тут понадобились изделия номер два. Остряков в отряде хватает.
Ну да, получив шахматы, Юрий наконец поверил, что прибор, который я назвал «трансгрессором», действительно работает.
– Получается, в принципе можно вообще обойтись без транспортного корабля? – спросил он.
– Если полкило раз в трое суток хватит, то, наверное, можно. Но это не наш случай, беспилотный «Союз» привезет чуть больше тонны.
Космических грузовиков «Прогресс» еще не было, и к нам должен был прилететь доработанный «Союз». То есть наш, на котором мы сюда прибыли, надо будет отстыковать, на его место встанет грузовик, и потом наш корабль пристыкуется уже к нему. А после нашего отлета домой грузовик так и останется на орбите в качестве лабораторного модуля станции. Эрзац-модуля, если уж говорить прямо, так ведь «Салют» – это не «Мир» и годами висеть на орбите не сможет.
– Я не про сейчас, а про будущее, – уточнил Юрий.
– Ну, теоретически в будущем вообще возможно все что угодно. Но пока – полкило за раз, и все. И то не очень часто, поэтому, если тебе чего-то не хватает, огласи весь список заранее.
На пятые сутки полета с Земли стартовал «Союз-Б7», так назывался грузовик, а на шестые он приблизился к «Салюту» на пятнадцать километров. Дальше уже начиналась наша работа.
Гагарин перешел в «Союз-10» и отстыковался, а я остался на станции. Управлять стыковкой грузовика предстояло мне. Или, если быть уж совсем точным, только что полностью протестированному бортовому компьютеру «Салюта» под моим неусыпным наблюдением. Это устройство содержало узлы из обоих веков и пока работало без нареканий. Во-первых, его элементы из будущего все-таки были уже не ширпотребом. Во-вторых, даже ширпотреб не будет отказывать на третий день работы – если, конечно, он применяется грамотно. И наконец, все было спроектировано так, что даже при полном отказе всей электроники из будущего местная могла продолжать работать в режиме бортового контроллера – правда, с довольно скромными возможностями.
Теоретически мое положение сейчас было более опасным. Случись что, и «Союз-10» сможет сесть, в том числе и на ручном управлении, а ни «Салют», ни «Союз-Б7» для посадки вообще не предназначены. С другой стороны, даже если со стартом резервного «Союза-11» произойдет задержка, я смогу ждать спасения на орбите как минимум полгода, и это не учитывая посылок из двадцать первого века. Утверждение же, что столь долгий одиночный полет может привести к необратимым изменениям в психике, меня даже не смешило. Очень, знаете ли, трудно почувствовать себя одиноким в компании Антонова. Да и связь с Землей тоже никуда не денется.
Электроника провела стыковку безукоризненно, но медленно – грузовик прилип к станции через два с небольшим часа после начала маневров. Гагарин пристыковал к нему наш «Союз» минут за сорок. Правда, с небольшим ударом в последний момент.
– Чего твоя ЭВМ так долго телилась? – поинтересовался он, когда мы после воссоединения сели (на самом деле, разумеется, повисли) завтракать.
– В программе в качестве определяющего параметра стояла экономия топлива, – объяснил я. – Поставили бы время – она бы справилась куда быстрее. Но это надо еще посмотреть, сколько там сэкономилось и стоило ли оно того.
До этого момента я был не так чтобы уж очень загружен работой, но после прибытия грузовика началась пахота. Почти весь его груз состоял из электронных блоков, подлежащих испытанию в космосе, и здесь Гагарин мог мне помочь, только что-то подержав или подав нужный инструмент. И где-то на третьи сутки этого аврала он поинтересовался:
– Вить, с тобой все в порядке?
– Вроде да, а что?
– Да ты как-то странно подергиваешься во сне. Я вообще сначала подумал, что у тебя судороги.
Так как мысли мои были в основном о том, откуда в цепи питания блока номер двенадцать взялись выбросы – «иголки», которых на Земле не было, то я чуть не ляпнул «понятия не имею, это все Антонов», но вовремя спохватился.
– Тренировки мускулатуры. Я сплю, организм сам отрабатывает программу, а то днем мне как-то не до физкультуры.
