– Ага, с пятьдесят восьмого года были соседями по коммуналке. А в шестьдесят четвертом договорились пожениться, как только Вере позволит возраст.
– Да, с женами нам обоим здорово повезло, не так уж часто такое бывает.
На банкете в Колонном зале Леонид Ильич меня подколол:
– Вот так-то, Витенька, сам все насчет наград Брежнева в том мире иронизировал, а у тебя тут теперь золотых звезд аж в два раза больше, чем у меня.
– Вот за это вас и уважаю, – кивнул я, а сам подумал, что действительно эту тенденцию надо как-то преодолевать, а то на пиджаке скоро свободного места не останется. Хорошо хоть звезды разные, а то ведь дважды Героям положен бюст на родине, еще небось позировать бы заставили. Но все-таки здесь, как и на пути от Внукова, основное внимание было приковано не ко мне, а к Гагарину. Его, вон, опять какая-то кинозвезда поймала и целует. Неужели Гурченко?
– Она самая, – подтвердил Антонов, – но ты ему не завидуй. Вот я, например, абсолютно не завидую.
В общем, все не так плохо, решил я и приналег на форель, запивая ее «Боржоми». Эта минералка была одним из немногих продуктов, которые почти не отличались в двадцатом и двадцать первом веках, и поэтому навевала светлые воспоминания о будущем.
– А форель тебе, значит, ничего не навевает? – счел нужным высказаться мой духовный брат. – Совсем зажрался в своем социализме, буржуй.
Домой я попал только довольно поздно вечером.
– Рассказывай, как там, в космосе! – потребовала жена. Предварительно, конечно, тщательно рас-целовав.
– Вер, ну дай ты Вите хоть поесть-то, он там на этих тюбиках даже немного отощал! – попыталась защитить меня теща.
– Теть Нин, да я прямо с банкета, обожравшись. Больше, даже если через силу, все равно не влезет. Так что садитесь все, кому интересно, и слушайте. Итак, космос – это провода, блоки и отвратительное качество бортсети, из-за которых у меня чуть ли не четверть схем регулярно сбоила. А больше я там толком ничего и не видел. Даже на Москву сверху посмотреть не вышло, не говоря уж о Троицком. В общем, на Луне было куда интереснее.
– Ну как же, – усомнился дядя Миша, – мы же сами видели по телевизору, как ты с Гагариным в шахматы играл.
– Это и на Земле получилось бы неплохо, да и вообще я все время проигрывал. Зато в подкидного он у меня не смог выиграть ни разу, это ему не фигурки по доске двигать. Правда, по ящику наши карточные матчи не показывали.
– Ну вот, а ты говорил, что в космосе неинтересно, – подытожил тесть. – У нас в гараже-то забить козла хорошо если раз в неделю выходит.
– Надо тебя почаще запускать в космос, – шепнула мне Вера, когда мы с ней уже ближе к утру решили, что, пожалуй, надо хоть немного поспать. – Вон как способности-то повысились.
– Если серьезно, то туда не помешает запустить тебя, – вздохнул я. – Но об этом мы поговорим немного погодя.
– Вить, что-то случилось?
– Еще нет, но может случиться.
Наутро ко мне подкатился дядя Миша. Он, что удивительно, поначалу даже как-то мялся, что на него было совсем непохоже, а потом, видимо, решив, что свои же люди, прямо спросил:
– Вить, как у тебя с деньгами? Говорят, космонавтам за полет очень неслабо отваливают.
– Мне выписали полторы тысячи, вот уж не знаю, слабо это или не очень. Возможно, потом еще премия будет, но это не факт. А тебе много надо? И что ты собрался покупать, если не секрет?
– Да понимаешь, я тут недавно на «Жигулях» проехался. Это же прямо какая-то сказка, а не машина! Руль можно хоть двумя пальчиками крутить, скорости как будто сами втыкаются. В ней тыщу километров за раз проехать – и захочешь, да не устанешь! Правда, задок у нее малость недогружен, но это у «копейки». Люди говорят, что у «двушки» с развесовкой лучше, да и барахла в нее поболее влезет. Вот только ее просто так не купишь, но тебе-то небось продадут. А на «Победу» уже и покупатель есть, Валера, который ваших замов по очереди возит.
– И много тебе надо?
– Штуку восемьсот.
Хм, подумал я. Насколько помнит Антонов, а он в семидесятом был уже студентом, рыночная цена «Победы» в отличном состоянии была уж всяко не меньше пяти с половиной тысяч, составляющих госцену «двушки». То есть это означает, что или дядя Миша хочет продать машину существенно дешевле, чем за нее могут дать, или острота автомобильного дефицита сейчас меньше, чем в прошлом Антонова. И то и другое смотрится, честно говоря, странновато.
На всякий случай я спросил:
– А не очень ли ты дешево отдаешь свою «Победу»?
– Ну… не задорого, конечно. Если постараться, можно было бы толкнуть рублей на четыреста дороже. Так ведь не абы кому она идет, а Валерке, он мне когда еще помогал ее делать.
Ага, подумал я, значит, все-таки дефицит сейчас немного меньше, чем был тогда, раз такие цены. И обнадежил тестя:
– Сегодня же озадачу Октябрину, чтобы узнала, как мне можно без очереди купить «двушку». Устроит?
– Конечно! Ты, Вить, не сомневайся – я еще до конца года все отдам.
– Лучше не спеши. Мало ли, вдруг когда-нибудь меня выгонят и из замов, и из космонавтов, я обнищаю, вот тогда эта твоя пара тысяч придется очень кстати.
– А если не обнищаешь?
– Тогда зачем мне будут нужны твои деньги? Внучкам чего-нибудь подаришь, когда вырастут.
Дело было в том, что этот полет завершил второй планируемый этап моей здешней жизни.
Первый был ясен и понятен – освоиться, присмотреться, что к чему, познакомиться с Ефремовым и не дать ему умереть слишком рано. Он выполнен и даже слегка перевыполнен, ведь неизвестный в прошлом Антонова роман «Чаша отравы» недавно вышел и стал и бестселлером, и жутким дефицитом. Его не то что на прилавках книжных магазинов не было – в библиотеках было и то не взять, все экземпляры на руках. Хорошо хоть автор нам подарил экземпляр, а то еще даже мне пришлось бы побегать, прежде чем достал бы. Да уж, книга получилась сильная, даже не ожидал. Семичастный, посмеиваясь, рассказал мне, что давний завистник Ефремова, Казанцев, прочитав «Чашу», на две недели впал в черную депрессию и даже попытался начать пить, но у него (не без помощи сотрудников комитета) не получилось. Видимо, Александр Петрович ясно почувствовал, что так ему не написать никогда.
Второй этап вытекал из первого – нужно было сделать карьеру и приобрести известность. Он практически завершился после полета, и пора приступать к третьему. То есть проникнуть во власть и начать самому влиять на политику руководства СССР не опосредованно, в качестве неофициального советника, а напрямую. Первый шаг уже сделан, меня, пока мы с Гагариным летали, выбрали в Верховный Совет (а кто бы сомневался?). Теперь на очереди вхождение в ЦК – для начала, естественно, кандидатом. Это будет потруднее, но Брежнев мне обещал твердо. Правда, только мне, Ефремову (вот радости-то у него будет) придется обождать.
