Да, мне теперь оставалось только ждать. Все возможности управления моей космической конурой были исчерпаны.
В конце третьего витка Антонов буркнул:
– Пора снова идти за кислородом, иначе ты тут у меня задохнешься.
– Сам вижу. Ты сможешь?
– Не знаю, но пробовать-то все равно надо.
У нас получилось, но с большим трудом. И если раньше в течение этого полета по прибытии в будущее Антонов чувствовал себя лучше Скворцова, то теперь было наоборот.
– Ты как хочешь, а мне надо полежать, пока не упал, – буркнул он и плюхнулся на диван.
– Все настолько плохо?
– Сам попробуй.
Я попробовал встать и чуть не упал. Ноги ватные, голова кружится, в глазах темнеет. Нет уж, действительно надо полежать, даже поход к холодильнику откладывается. Можно не дойти. То есть теперь не только там, в двадцатом веке, организм Скворцова дышит на ладан. Антоновский здесь тоже ничуть не лучше. Единственная разница – тут я могу отдыхать в человеческих условиях столько, сколько понадобится. По идее, должно помочь. И сейчас надо поспать, Антонов, вон, уже дрыхнет.
Впрочем, толком поспать нам с духовным братом не дали. Щелкнул замок входной двери, и в квартиру, подобно небольшому, но довольно упитанному урагану, ворвалась Марина, у которой был свой ключ.
– Вить, что с тобой, – закудахтала она, – звоню, никто не отвечает, да на тебе вообще лица нет!
Так как Антонов еще толком не проснулся, отвечать пришлось мне.
– Ну… так, немного переутомился. Переоценил силы.
– Немного?! – возмутилась женщина. – Да ты когда в последний раз в зеркало смотрел?
Она вытащила из сумочки зеркальце и сунула его мне под нос. Ну и рожа, краше в гроб кладут, подумал я.
– «Скорую» вызвать?
– Нет, лучше помоги поесть, а то мне трудно дойти до холодильника.
– Сейчас, ты лежи, лежи, не дергайся, я сама! Чего тебе принести?
– Будь добр, оставь нас одних, – подал голос наконец-то очнувшийся Антонов. – Это меня сейчас начнут с любовью кормить с ложечки, а вовсе не тебя.
Когда мы со слегка оклемавшимся Антоновым вернулись в двадцатый век, в наушниках скафандра звучало:
– Барсук, ответь Кедру! Барсук…
Гагарин, вылетев вытаскивать меня с орбиты, взял тот же позывной, что был у него в первом полете. Насколько я помнил, вместе с ним должен был лететь Леонов.
– Кедр, слышу хорошо. Ты где?
– В семи километрах, вижу тебя, скорость сближения восемнадцать метров в секунду. Дождешься или увеличить?
– Дождусь, – подтвердил я.
Антонов тем временем пытался в уме поделить семьдесят тысяч на восемнадцать. Получалось так себе, соображал он еще довольно замедленно. После перехода ему опять поплохело.
– Не семьдесят тысяч, а семь, – поправил я его. – Это будет около четырехсот секунд, но надо учесть, что Юра в конце должен сбросить скорость. В общем, минут через пятнадцать нас отсюда вытащат, пора стравливать давление из кабины и открывать люк.
– Образцы, образцы не забудь! – в который раз за экспедицию напомнил Антонов. Правда, на сей раз довольно вяло.
Глава 35
Собственно говоря, именно с чего-то такого моя жизнь в двух временах и начиналась. Я лежал без сознания, отлично это осознавал и занимался лечением пострадавшего организма. Правда, имелись и отличия.
Во-первых, пациентов было два. Мне, Скворцову, теперь приходилось приводить хотя бы в относительный порядок сразу и Антонова в двадцать первом веке, и Скворцова в двадцатом.
Во-вторых, их бессознательное состояние было в значительной мере искусственным – оказалось, что сразу по двоим так проще работать.
И наконец, отличался состав бодрствующих около двух тел. В шестьдесят втором году у кровати Скворцова сидела пожилая медсестра, которой в общем-то всякие пациенты давно надоели, и она считала дни до выхода на пенсию. Теперь же у дивана, на котором валялся Антонов, дежурила Марина, и мне стоило немалых трудов убедить ее не вызывать «Скорую помощь». А тело Скворцова плавало в невесомости посреди бытового отсека «Союза», и Гагарин с Леоновым по согласованию с Землей выполняли последнее по времени указание Скворцова – «меня не кантовать, пока сам не очнусь».
Ну вот, кажется, что-то получилось, подумал я. Во всяком случае, и Антонов, и Скворцов теперь смогут продолжить восстановление сил каждый сам по себе. И что это там бубнит?
Я прислушался и разобрал, что Леонов беспокоится – я, мол, уже четвертый виток болтаюсь тут без сознания, так, может, меня перетащить в спускаемый аппарат и зафиксировать в кресле? И садиться, а там пусть им медики занимаются, а то как бы не помер прямо тут.
– Держи карман шире, помрет он, – возражал Гагарин. – Я своими глазами видел, как он управляет своим организмом. Это мы сами виноваты, не уточнили, сколько времени он собирается так висеть, пока была возможность. В общем, пока не минули земные сутки, ничего не предпринимаем. А там запрашиваем указания у Земли.
– Не надо, – встрял в беседу я. – Помогите перебраться в спускаемый аппарат и сообщите на Землю, что мы готовы к посадке.
– Вот, – обрадовался Юрий, – ты уже в порядке?
– В относительном. Чтобы прийти в полный после такого полета, нужно не меньше двух недель. В хорошем санатории на берегу моря, с женой и дочерями. И с собакой, Джульке будет обидно, если его не возьмут.
– Но сейчас перегрузки-то при входе в атмосферу выдержишь?
– А куда ж я денусь? Придется.
Но еще до начала перегрузок нам пришлось маленько поволноваться. Сразу после отделения спускаемого аппарата в кабине раздалось шипение и давление стало резко падать. Но мы были в скафандрах, так что немедленная смерть нам не грозила. Хотя, конечно, это были даже гораздо более легкие скафандры, чем тот, в котором я просидел сначала путь до Луны, а потом – оттуда на околоземную орбиту. Но во всяком случае, десять минут жизни конструкторы гарантировали.
– Твою мать, опять клапан! – раздался в наушниках голос Гагарина. – Леша, закрывай его вручную.
Леонов ослабил ремни, привстал на сиденье и, отодрав панель на потолке над собой, перекинул рычажок клапана. Давление перестало падать, Леонов сел, и вовремя – мы вошли в верхние слои атмосферы, и навалилась перегрузка.
Посадка мне почти не запомнилась. Правда, восемь «же» все-таки доставили несколько неприятных мгновений, но осознание, что скоро сверху будет нормальное небо, а под ногами – настоящая Земля, мне сильно помогло.
Когда мы уже спускались на парашюте и до поверхности земли оставалось километра три, Леонов попытался открыть клапан, иначе внешнее давление не дало бы открыть люк, однако чертов клапан на его усилия не реагировал.
