– Знаю, – кивнул я. – Но в секте человек обычно с последними мозгами контакт теряет, а Ванька, наоборот, за ум вроде взялся.
– Но куда-то он точно ходит. А пару дней назад вдруг сказал, что мне тоже нужно побывать у каких-то людей, типа психологов. Конечно, мне нужно было хвататься за возможность разузнать, где брат бывает, но почему-то стало очень страшно, аж затрясло. А он так настаивал, Алеша! Я сказала, что вообще-то хорошо учусь и все со мной в порядке. А он ответил, что все может быть еще лучше, если я решусь. И какие-то странные вещи еще добавил.
– Какие вещи? – задергался я.
Тася покраснела и некоторое время просидела молча, только губы шевелились – наверное, подбирала слова.
– Ну, что я симпатичная и не дура, а понравиться хорошему парню из приличной семьи – он так и выразился! – у меня ноль шансов. Потому что мы же такие с ним, неблагополучные, и это всем сразу видно. Но если кое-что подкорректировать, то мне не придется, когда подрасту, связываться с парнями вроде друзей моего отца с работы.
– Это он так сказал? – изумился я.
– Ага… – Вид у Таси сделался окончательно затравленный.
– Что за чушь! Да ты уже понравилась. Мне. Ну, если я тяну на хорошего парня из приличной семьи.
Хотел пошутить, а вышла такая чушь, что впору провалиться сквозь этажи до подвала. Или еще лучше – до Черных Пещер, которые наверняка тянутся и под этим домом. К счастью, Тася была слишком на своей волне или просто деликатно не заметила неловкости. Потому что снова заговорила:
– А сегодня утром я очень испугалась. На рассвете проснулась, открыла глаза и увидела, что Иван стоит в дверях и смотрит на меня. А раньше он вообще никогда в мою комнату не заходил. И лицо такое странное, как будто он боролся с собой в тот миг. Да, и еще… Мне показалось, что он что-то держал за спиной. Он не заметил, что я проснулась, а я от страха словно оцепенела. Потом попятился и вышел.
– Черт, тебе нельзя тут оставаться! – подскочил с дивана и заорал я. – У Ваньки точно крыша поехала!
– Хорошо, я вернусь к тете, я и сама хотела, – быстро проговорила Тася, явно испуганная моей реакцией. – А ты… ты сможешь поговорить с Иваном? Может, тебе он расскажет, что с ним творится?
Я совсем не был уверен в этом. Даже наоборот. Кажется, обновленный Ванька напрочь забыл о нашей прежней дружбе. Наверное, сомнения были буквально написаны на моем лице, потому что Тася тут же сказала:
– Хотя тебе не до того, наверное. Я же понимаю. Ванька сказал, что ты скоро уедешь…
– Стоп! Ванька такое сказал?
– Угу.
– Когда? В смысле, по какому поводу?
Тася наморщила лоб, пытаясь собраться с мыслями:
– Ну, вот когда говорил, что мне нужно куда-то пойти. Что потом ты уедешь, и будет поздно, и я буду очень жалеть… как-то так.
Кажется, теперь я начал о чем-то догадываться… пока очень смутно. И это было ужасно.
– Ты правда уедешь? С Иолой? Или со всеми, кто в лагере?
– Нет, – сказал я. – Никуда не уеду, если… Если ты этого не хочешь. А пока давай к тетке тебя провожу.
В лагерь я вернулся уже в послеобеденное время. На поляне Иола с самым мрачным выражением на лице собирала посуду, но больше роняла ее на траву и злобно шипела в пространство.
– Борис и Милена уезжают! – предупредила она мои вопросы.
Я ушам своим не поверил:
– Вообще уезжают? Бросают нас, что ли?
– Нет, конечно. Едут искать новое место для лагеря, у них есть наметки. Пока Соболь отвозит Хонг на родину.
– А с нами кто останется?
– Ну что ты как младенец? – скривила губы девочка. – Мадам Софи с нами останется. Будем пока заниматься консервацией лагеря, пристраивать наших животных…
Жуткая тоска накатила от этих слов. Я мотнул головой и повторил то, что прежде сказал Тасе:
– Никуда я не поеду!
Иола лишь плечами пожала:
– Твое дело.
– Слушай, а ты не говорила с Соболями еще? Ну, насчет наших родителей?
Иола вскинула на меня покрасневшие злые глаза:
– Ты правда считаешь, что для этого был подходящий момент? Мы с Хонг прощались. Ты-то, как всегда, вовремя слинял…
Я хотел рявкнуть, что не просто на прогулку ходил. Вообще я собирался рассказать ей про Тасю, про ее странную ситуацию с братом. Но сейчас настроение испарилось, я только спросил, потому что это было важно:
– Как тебе Ванька?
– В смысле?
– Ну, ничего странного ты в нем не заметила?
Девочка издала короткий смешок:
– Хоть у кого-то есть еще настроение прикалываться. Ты же сам видел, во что превратился Иван!
– Думаешь, им, как и Димкой, занялся Орден?
– Да очевидно же! Человек не может за несколько дней самостоятельно совершить такой интеллектуальный скачок!
Иола снова уронила тарелку, присела за ней, потом и вовсе плюхнулась на траву с каким-то пришибленным и вроде как виноватым лицом. Впрочем, я давно уже привык к ее переменам в настроении.
– Знаешь, пока мы вдвоем шли до лагеря, было чувство, что я попала в некую параллельную реальность, в которой Иван вырос в семье не завязавших на время алкашей, а мудрых интеллигентных людей. И это казалось таким правильным, что не хотелось даже думать, насколько это пугает.
– Он, конечно, и в любви тебе признался? – не удержался я.
– Да он и раньше признавался, к твоему сведению. Хоть что-то осталось в нем неизменным.
Я почему-то совсем огорчился и отправился в свою личную пещеру. Все понятно, лагерю конец, Древним мы помогать не собираемся, просто сольем их, как и в незапамятные времена. А теперь еще и друзья стали мишенью странных опытов. По пути мне встретился Марк с перекошенным лицом, который вел под уздцы нашего коня, а в другой руке нес щетки и упряжь. Мы обменялись хмурыми взглядами и синхронно отвернулись, словно враги.
Мне больше не хотелось ни минуты оставаться в разоряемом лагере. В пещере я задержался ровно настолько, чтобы отыскать в шкафу старый рюкзак, в котором когда-то принес свои вещи, и покидать в него все самое необходимое, что попалось на глаза. На обратном пути к люку мне уже никто не встретился.
Перемахнув через ограду, я не побежал в город, – что мне там было делать? А просто побрел наугад через чащу, выбирая самые глухие места, проваливаясь в просевший рыхлый снег почти по пояс. На пути мне попалась микроскопическая полянка в окружении еле живых сосенок, растущих слишком кучно. Снег под ними был усыпан пожелтевшими иглами. Я растянулся на этом сероватом снегу во весь рост, рюкзак отбросил в сторону. Над моей головой серое, набрякшее новым снегом небо сливалось с мертвыми верхушками деревьев, и мысли мои были точно такие же: тусклые и безрадостные.
