– Не, все-таки лучше, если ты просто выйдешь из дома – бац! – и пропадешь, – развивал свою идею друг. – Тогда они задумаются: а вдруг тебя похитили те сволочи, что квартиру и класс разгромили? Сечешь? В общем, действуй, жду через полчаса, где договорились.
Иван отключился, а я заметался по квартире. Отец мог вернуться в любой момент. В душе мне нравилась идея Ваньки о внезапном исчезновении, и я решил ничего не брать из дома. В конце концов, у меня еще оставалось немного карманных денег, попрошу Ивана купить самое необходимое.
Я лишь достал из шкафа и надел под куртку самый теплый свитер. Потом встал посреди гостиной и огляделся. Тягостного ощущения, что навсегда ухожу из этого дома, у меня не было. Да ведь я и уходил, чтобы сюда вернуться! Так что никаких особых мучений в тот момент я не испытывал. Жаль было только родителей, которым я не мог даже оставить записку.
Через полчаса я уже был на месте и сразу увидал своего друга, который с видом заговорщика выглядывал из-за железнодорожной будки. Мы пересекли рельсы – и попали словно в другой мир. Город здесь заканчивался, и начиналась странная местность под названием Загвоздка. Вдоль размытых дождями улочек тянулись вереницы частных домов. Некоторые выглядели очень даже неплохо, другие были давно заброшены и медленно умирали. Я удивился, когда мы прошли насквозь весь поселок, так и не остановившись.
– А где же дом?
– Через лесок надо переться, – деловито ответил Иван. Он тащил на плече подозрительно раздутый школьный рюкзак. – Там как бы вторая часть поселка начнется. Только все дома давно порушились, один дедов и остался.
Шли мы примерно минут десять. Лес здесь, конечно, был не густой, так, рощица, но в такую мрачную и сырую погоду производил тягостное впечатление. Мне вдруг захотелось вернуться домой, к родителям… но Иван решительно шагал вперед.
Наконец впереди показались домики, еще более жалкие, чем сразу за переездом. Дороги здесь не было вообще, сплошь мокрая трава. Оскальзываясь на ней, мы прошли к одному из домов, и Ванька по-хозяйски начал ковыряться в замке – настоящем, амбарном. Через минуту он уже распахнул дверь. Повеяло каким-то странным запахом: такой, наверно, бывает в пещере, куда лет двести никто не заходил.
Мне никогда не приходилось бывать в частных домишках. Бабушки и дедушки жили в нормальной квартире, дачу родители никогда не снимали. Теперь я с удивлением рассматривал печь на половину комнаты, ветхую мебель, доисторические ставни на окнах. Высокая кровать была занавешена пестренькой тканью.
– Проходи, чего встал, – подтолкнул меня в спину Иван. Он зашел следом за мной и тут же начал разгружать свою поклажу. Там оказались пачка сахара, пакетики чая, пара бутербродов, кипятильник.
– Электричество тут есть, – сказал он. – Правда, часто вырубается. Ты с кипятильником не особо… Если только совсем задубеешь.
Я кивнул и почувствовал, что мне уже до дрожи холодно. Домик был выстужен изнутри. Снова захотелось вернуться, и пусть уж лучше везут в больницу. Но я не мог сказать это Ивану – ведь он так старался ради меня.
– Ну, я пойду, – почти сразу объявил мой друг. – Нужно, чтобы, когда тебя хватятся, я был у всех на виду. Загляну завтра, после школы.
Мое сердце заныло от предчувствия полного одиночества. Но я мужественно кивнул. Иван покосился на меня удивленно:
– Ты какой-то бледный, Алёха. Заболел?
– Да нет…
– Ну, если температура, то лучше забирайся под дедово одеяло да спи себе хоть до завтра. Все равно тут заняться больше нечем…
Это я и без него прекрасно видел.
Иван убежал, но сначала навесил на входную дверь амбарный замок: пусть думают, что дом пустует. А я и в самом деле полез под одеяло, чтобы хоть как-то согреться. Мне казалось, если пройдет озноб, то и сердце перестанет биться как сумасшедшее. Я представлял, что сейчас творится дома. Отец, конечно, уже вернулся из гаража, не нашел меня и позвонил матери. Она примчалась с работы, и теперь они вместе стараются понять, что еще со мной произошло.
Конечно, пока надеются, что мне просто наскучило сидеть взаперти и я снова удрал. Звонят Ивану, хорошо бы он уже вернулся домой. Может, он как раз в это мгновение врет моим родителям, что давно меня не видел. Еще несколько часов они будут ждать и надеяться на мое возвращение, но с наступлением ночи надежда превратится в отчаяние…
А может, они и не станут так уж сильно переживать, – вдруг сменили направление мои мысли. Может, они легко перенесут мое исчезновение. Ну, конечно, заявят в полицию, будут искать, но все это так, для очистки совести…
Я почувствовал, как защипало глаза. Неужели плачу, как девчонка? Я с отвращением саданул себя кулаком в грудь. Стало больно, но слезы вроде бы отступили. Зато холод и под одеялом не отставал. Он словно шел изнутри меня. Устав трястись, я вскочил и начал бегать по комнате. Бегал, наверно, несколько часов. Пока не свалился без сил и не отключился до утра.
Вот так и началась моя жизнь на новом месте. Если, конечно, это можно было назвать жизнью. Я старался спать как можно дольше, до обеда, чтобы ни о чем не думать и не беситься от тоски. Правда, на другой день Ванька принес мне какие-то книжки и шахматную доску. Но сам он играть не умел, а в одиночестве переставлять фигуры было скучно, к тому же очень стыли руки.
Ванька теперь каждый день ходил в школу, как он говорил, для конспирации. Поэтому забегал ко мне только на час, и этот час был единственным сносным временем за все бесконечные сутки.
Я был бы рад, если б Иван, как обычно, наплевал на школьные занятия и больше времени проводил в дедовском доме. Но, наверно, он поступал правильно. От Ваньки я узнал, что мои родители уже подали заявление в полицию, и участковый заходил к Разиным домой, общался с Иваном, с родителями, даже с Тасей. Ванька заявил ему, что с психами не тусит, и участковый ушел ни с чем. А Тася почему-то после этого долго не разговаривала с братом.
Наверное, дней через пять после моего побега я лежал под одеялом и думал о том, сколько времени еще осталось до Ванькиного прихода. За окном вроде уже день, но из-за густых туч ничего невозможно понять. За часами же было холодно протянуть руку. К тому же я боялся разочарования: а вдруг еще раннее утро?
И тут я услышал, как потихоньку открывается дверь в мое жилище. И сразу понял: это не Ванька. Тот всегда сначала громко возился с замком, а потом распахивал дверь одним могучим ударом ноги. Я в ужасе вылетел из-под одеяла и отпрыгнул в тот угол, который не проглядывался от порога. Как будто это имело значение.
Кто-то топтался у порога. Но кто это был? Полиция? Ванькины родители? Или какие-нибудь бандиты, решившие ограбить заброшенный домик в лесу? Шаги начали приближаться…
И в комнату вошла Тася. В руках она держала свою школьную сумку, и вид у девочки был такой, будто она шла в школу, а совершенно случайно оказалась в другом месте. Я шагнул из угла со словами:
