– Адди видела Мэтью в Дрездене. Он направлялся в Берлин, – сообщила Мириам. – Мэтью спрашивал, нет ли сведений о Бенжамене. Пока они разговаривали, Мэтью получил эсэмэску и спешно уехал.
– Потом к Адди присоединилась Верена. Они взяли след Мэтью. Один из рыцарей Маркуса видел Мэтью выезжающим из… как теперь называется Бреслау? Да, из Вроцлава. – Болдуин посмотрел на Изабо. – Он ехал куда-то на юго-восток. Должно быть, Мэтью угодил в ловушку.
– Но он последовательно двигался на север. Почему вдруг изменил направление? – хмуро спросил Маркус.
– Возможно, он отправился в Венгрию, – сказала я, мысленно представляя карту Европы. – Мы нашли письмо от Годфри. Он упоминал о венгерских связях Бенжамена.
У Маркуса зазвонил мобильник.
– Что? Что у тебя есть?
Послушав немного, Маркус подошел к другому ноутбуку. Ими был уставлен весь стол. Едва засветился экран, Маркус быстро ввел адрес сайта. Появились кадры трансляции. Натаниэль поработал над ними, повысив четкость. На одном я увидела планшет с пружинным зажимом. На другом – уголок ткани. Вероятно, это был плащ, наброшенный на стул. Третий снимок показывал окошко.
– Натаниэль, мы ждем объяснений, – сказал Маркус, включая громкую связь.
Казалось, Маркус говорит не с другом, а с подчиненным.
– Помещение достаточно пустое. Зацепок, позволяющих определить местонахождение Мэтью, совсем немного. Я выбрал самые выразительные предметы.
– Ты можешь увеличить лист на планшете?
Натаниэль, находящийся на другом конце света, послушно увеличил изображение.
– Такие планшеты мы используем для медицинских карточек. Их полным-полно в каждой больничной палате. Крепятся прямо к спинкам кроватей. – Маркус наклонил голову, вглядываясь в карточку. – Это стандартная карточка пациента. Бенжамен сделал то, что делает любой врач: измерил рост Мэтью, его вес, давление, пульс. – Маркус помолчал. – Здесь еще указаны лекарства, которые принимает Мэтью.
– Мэтью не принимал никаких лекарств, – насторожилась я.
– Теперь принимает. Не по своей воле, – коротко ответил Маркус.
– Это что, наркотики? Но наркотики на вампиров действуют, только если… – Я умолкла.
– Только если вампир получает их через теплокровного. Бенжамен кормит Мэтью… правильнее сказать, насильно кормит чьей-то кровью. – Маркус уперся ладонями в стол и выругался. – И действие этих наркотиков на вампира отнюдь не успокоительное.
– Чем он пичкает Мэтью?
Я чувствовала странное отупение в мозгу и теле. Единственными живыми частями были нити. Они пронизывали меня целиком, словно корни и ветки.
– Смесью кетамина, опиатов, кокаина и псилоцибина. – Голос Маркуса звучал глухо и бесстрастно, но дернувшееся веко сказало мне больше.
– Что такое псилоцибин? – спросила я.
Остальные названия были более или менее знакомы.
– Галлюциноген, добываемый из грибов.
– Такая смесь сведет Мэтью с ума! – воскликнул Хэмиш.
– Быстрое убийство Мэтью не входит в планы Бенжамена, – сказала Изабо. – Что это за ткань? – спросила она, указывая на экран.
– По-моему, одеяло, – ответил Натаниэль. – Ткань находится почти вне кадра, но я все равно добавил этот фрагмент.
– И никаких ориентиров, – проворчал Болдуин, глядя на изображение окна. – Только снег и деревья. Зимой в Центральной Европе тысячи мест могут выглядеть так.
На ноутбуке, принимающем трансляцию, голова Мэтью слегка повернулась.
– Там что-то происходит, – сказала я, придвигая ноутбук поближе.
Бенжамен ввел в помещение маленькую девочку. Я прикинула возраст ребенка: от силы года четыре. На девочке была длинная белая ночная рубашка с кружевным воротником, кружевными манжетами и… следами крови.
Девочка тупо озиралась по сторонам, посасывая большой палец.
– Фиби, уведи Диану в другую комнату, – распорядился Болдуин.
– Нет. Я останусь здесь. Мэтью не будет пить кровь этой малышки. Ни за что! – заявила я, упрямо тряхнув головой.
– Пойми, Мэтью сейчас не в себе от боли, потери крови и наркотиков, – осторожно сказал Маркус. – Он не отвечает за свои действия.
– Мой муж не станет пить кровь ребенка, – повторила я, чувствуя абсолютную убежденность.
Бенжамен посадил малышку к Мэтью на колено и потрепал по шее. Там виднелась ранка с запекшейся кровью.
Ноздри Мэтью инстинктивно раздулись. Кровь, источник его жизни, была совсем рядом. Но затем он намеренно отвернул голову.
Болдуин безотрывно смотрел на экран ноутбука. Он следил за братом: сначала настороженно, затем с изумлением. Еще через какое-то время изумление сменилось уважением.
– Вы только посмотрите: какое самообладание! – пробормотал Хэмиш. – А ведь сейчас все внутри его требует крови ради собственного выживания.
– Ты по-прежнему думаешь, что Мэтью недостает качеств, необходимых главе клана? – спросила я у Болдуина.
Бенжамен стоял к нам спиной. Его реакции мы не видели, но чувствовалось: он раздосадован. События шли вразрез с его планами. Размахнувшись, он ударил Мэтью по лицу. Неудивительно, что я с трудом узнала лицо мужа. Затем Бенжамен грубо схватил ребенка и держал ее так, что шея девочки находилась под самым носом Мэтью. Трансляция шла без звука. Возможно, и к лучшему, поскольку лицо девочки сморщилось от ужаса и она начала кричать.
Губы Мэтью задвигались. Девочка повернула голову к нему. Ее плечики уже не так сильно тряслись от рыданий. Изабо, сидевшая рядом со мной, вдруг запела:
– Der Mond ist aufgegangen,
Die goldnen Sternlein prangen
Am Himmel hell und klar
[56].
Изабо пела так, что слова совпадали с движением губ Мэтью.
– Изабо, прекрати! – потребовал Болдуин.
– Что это за песня? – спросила я и протянула руку к экрану.
Мне захотелось коснуться лица Мэтью. Даже в условиях жуткой пытки он сохранял шокирующее бесстрастие.
– Это немецкий гимн. Часть строк превратилась в известную колыбельную. Филипп часто напевал ее после… возвращения домой.
Лицо Болдуина исказила гримаса горя. Там было что-то еще. Чувство вины.
– Это песня об окончательном приговоре, выносимом Богом, – сказала Изабо.
Руки Бенжамена задвигались, а когда остановились, детское тельце обмякло. Головка девочки склонилась под неестественным углом. Пусть Мэтью не убивал этого ребенка, он не смог спасти девочку. Еще одна смерть, которую он вечно будет носить с собой.
