– Почему ты не убил его на месте? – спросил Маркус.
– Смерть была бы слишком быстрой расплатой. Я хотел наказать Бенжамена за его вероломство. Хотел, чтобы он познал страдания, через которые проходили вампиры, ведьмы, демоны. Я сделал его вампиром. Если бы ему вздумалось разоблачить де Клермонов, он разоблачил бы и себя… А потом я отрекся от него, – помолчав, добавил Мэтью.
– Тогда кто учил его выживанию? – тихо спросил Маркус.
– Я обрек его на… самообразование. Это было частью его наказания, – ответил Мэтью, выдерживая пристальный взгляд Маркуса. – Это же стало частью и моего наказания. Бог заставил меня искупить мой грех. Я отрекся от Бенжамена, не зная, что он унаследовал от меня бешенство крови. Только через много лет мне стало известно, в какое чудовище превратился Бенжамен.
– Бешенство крови? – Маркус с явным недоверием смотрел на отца. – Это же невозможно. Носящий бешенство крови становится бездумным и безжалостным убийцей. Уже почти две тысячи лет не было ни одного случая бешенства крови. Ты мне сам рассказывал.
– Я солгал, – дрогнувшим голосом ответил Мэтью.
– Мэтт, у тебя никак не может быть бешенства крови, – возразил Хэмиш. – О нем упоминается в документах вашей семьи. Там же перечислены симптомы: слепая ярость, неспособность рассуждать и всепоглощающий инстинкт убивать всех без разбору. Я ни разу не замечал в тебе даже малейших признаков этой болезни.
– Я научился управлять ею… за редкими исключениями.
– Если бы Конгрегация узнала об этом, за твою голову назначили бы вознаграждение. Судя по тому, что я здесь вычитал, не только любой вампир, но и любой демон и любая ведьма имели бы законное право тебя убить. – Последнюю фразу Хэмиш произнес с нескрываемой озабоченностью.
– Не только меня. – Взгляд Мэтью скользнул по моему округлившемуся животу. – Моих детей тоже.
– Невинных малюток… – пробормотала ужаснувшаяся Сара.
– И Маркуса тоже?
Вопрос Фиби прозвучал спокойно, но ее пальцы вцепились в край стола так, что побелели костяшки.
– Маркус всего лишь носитель, – попытался успокоить ее Мэтью. – Симптомы проявляются немедленно. – (Фиби явно вздохнула с облегчением.) – Когда я сотворял Маркуса, то искренне верил, что излечился. С момента последней вспышки прошел почти век. То время называли эпохой Разума. Нашими умами владела гордыня, и мы верили, что можно излечить все беды прошлого: от оспы до суеверий. А потом ты отправился в Новый Орлеан.
– Мои собственные дети… – ошалело произнес Маркус, затем до него начал доходить смысл отцовских слов. – Вы с Жюльет Дюран приехали в город, и они начали гибнуть. Я думал, это Жюльет убивала их. Оказывается, ты. Ты убивал их из-за бешенства крови, которое им передалось.
– У твоего отца не было выбора, – вздохнула Изабо. – Конгрегация знала о беспорядках в Новом Орлеане. Филипп приказал Мэтью разобраться на месте и сделать это раньше, чем вампиры узнают истинную причину. Откажись тогда Мэтью, вы все были бы мертвы.
– Остальные вампиры, входившие в Конгрегацию, были убеждены, что бич древности – бешенство крови – вернулся, – сказал Мэтью. – Они намеревались разрушить город и сжечь его до основания. Я возражал, называя причиной безумия молодость и неопытность, а не бешенство крови. От меня ждали, что я убью не только этих взбесившихся деток, но и тебя, Маркус.
Признание ошеломило Маркуса. Изабо и бровью не повела.
– Филипп негодовал, но я уничтожил только тех, у кого проявлялись симптомы. Я убивал их быстро, без страха и сожаления, – признался Мэтью.
Его голос стал мертвым. Я не впервые слышала этот голос. Я ненавидела тайны, которые он хранил, и горы вранья, навороченные ради сокрытия этих тайн. Однако сердце за Мэтью у меня все равно болело.
– Остальные выходки моих внуков я объяснял вполне обычными причинами: бедностью, склонностью к пьянству, алчностью. Затем я взял на себя ответственность за случившееся в Новом Орлеане, оставил свой пост в Конгрегации и поклялся, что ты не будешь сотворять детей до тех пор, пока не станешь старше и мудрее.
– Ты говорил мне, что я неудачный вариант. Позор для семьи. – От подавляемых эмоций голос Маркуса сделался хриплым.
– Я должен был заставить тебя остановиться. Я не знал, как еще это сделать.
Мэтью признавался в грехах, однако не просил о прощении.
– Мэтью, а кто еще знает твою тайну? – поинтересовалась Сара.
– Верена, Болдуин, Стасия и Фрейя. Фернандо с Галлогласом. Мириам. Марта. Ален. – После каждого имени Мэтью немного разгибал пальцы, сжатые в кулаки. – Хью, Годфри, Хэнкок, Луиза и Луи тоже знали.
– Я хочу знать все. С самого начала, – заявил Маркус, с горечью глядя на отца.
– Мэтью не может рассказать тебе эту историю с самого начала, – тихо произнесла Изабо. – Только я могу.
– Нет, Maman, – затряс головой Мэтью. – В этом нет необходимости.
– Ошибаешься, Мэтью. Есть. Я принесла болезнь в семью. Я такая же носительница, как и Маркус.
– Ты? – ошеломленно переспросила Сара.
– Этой болезнью страдал мой производитель. Он считал ее великим благом. Я превращалась в ламию – страшное, кровожадное чудовище, убить которое почти невозможно.
Слово «производитель» Изабо произнесла с гневом и презрением. Теперь понятно, почему Мэтью ненавидел это слово.
– В ту эпоху между вампирами шли постоянные войны и любое преимущество становилось оружием. Но я разочаровала папашу, – продолжала Изабо. – Кровь моего создателя не проявлялась во мне так, как он надеялся, хотя у остальных его детей бешенство крови полыхало как пожар. И в наказание… – Изабо умолкла; ее вдох был похож на всхлипывание. – В наказание меня посадили в клетку, сделав предметом развлечения для братьев и сестер. Живой мишенью, на которой можно отрабатывать навыки убийства. Мой производитель не ожидал, что я останусь в живых. – Изабо снова замолчала, поднеся пальцы к губам. – Очень долго я жила в той крошечной зарешеченной тюрьме: грязная, голодная, раненная изнутри и снаружи. Я жаждала смерти, но умереть не могла. И чем дольше я сопротивлялась жизненным обстоятельствам, тем более интересной игрушкой становилась. Мой, с позволения сказать, отец неоднократно насиловал меня. Братья тоже. То, что они делали со мной, проистекало от извращенного любопытства. Им хотелось узнать, какое издевательство все-таки сделает меня покорной. Но я была проворной и смышленой. И тогда мой производитель начал подумывать, что я могу ему пригодиться.
– Филипп рассказывал не такую историю, – возразил ошеломленный Маркус. – Дед говорил, что вызволил тебя из крепости. Твой создатель похитил тебя и сделал вампиршей против твоей воли, потому что ты была невероятно красивой и он не хотел делить тебя с кем-либо. Филипп утверждал, что производитель насильно превратил тебя в свою жену.
– Он рассказывал правду, но только не всю, – ответила Изабо, пристально глядя на внука. – Филипп действительно нашел меня в крепости и спас из ада. Но к тому времени я уже не была красавицей, какие бы романтические истории твой дед ни рассказывал потом. Однажды птица уронила на оконный косяк обломок морской раковины. Этим обломком я почти наголо обкромсала себе волосы, чтобы меня не могли за них схватить. Шрамы сохраняются до сих пор, хотя сейчас они и скрыты. Вдобавок у меня была сломана нога. Кажется, и рука тоже, – рассеянно добавила Изабо. – Марта лучше помнит.
